— Горячий, осторожно! — предупредила заботливая Ташечка и поставила перед Ларисой вторую чашку. — Печенье будешь?

— Нет, спасибо, — отказалась та и выжидающе уставилась на Аркашу. Повествование затягивалось.

— Так вот, продолжаю. Однажды, роясь в архивах, я наткнулся на интересные документы: копию протокола одного допроса. Допрашивали женщину, которая проживала в этом самом доме. У нее пропал муж. Сначала подозревали даже, что она его и укокошила: соседи слышали частенько их скандалы. Но то, что она рассказала, оказалось поинтереснее любого убийства.

— Кашечка, не затягивай, милый, скоро обед.

— Ташечка, не перебивай меня, пожалуйста, с мысли собьюсь. Так вот, дело было так. Устроила жена как-то уборку в комнате — полы там вымыть, пыль протереть, сама знаешь. Муж ее, чтобы не мешать жене, сначала сходил в киоск за газетами, потом на диване их читал — чтобы под ногами не путаться.

— Ну естественно, — хмыкнула Ташечка.

— Жене надоело смотреть на бездельника-мужа и после двадцатиминутных препирательств — я это запомнил хорошо, следователь почему-то очень дотошно выяснял, как долго они препирались, — в общем, заставила она мужа мыть окно. А происходило все это в начале лета, где-то в июне. Так вот, недовольный муж…

— Ну естественно! — опять вставила Ташечка.

Аркаша, не обращая ни малейшего внимания на реплики жены, продолжал:

— …открывает окно и — что ты думаешь, какое время года он видит за окном?

— Лето, наверное, — растерялась Лариса от нелепого вопроса.

— А вот и нет! — обрадовался ее недогадливости рассказчик. — Осень!

— Как это? — не поняла она. — Ты же говорил, они летом уборку делали.

— Ну да! Летом! А за окном была осень, причем не ранняя.

— Не может быть! — ахнула слушательница.

— То-то и оно! — Рассказчик торжествующе смотрел на бестолковую: наконец-то ее проняло.

— Аркаша, как же это возможно? В квартире — лето, а за окном — осень?! Это окно — барьер во времени, что ли?

Аркаша сделал большой глоток кофе.

— Тьфу ты, черт, горячий!

— Я же тебя предупреждала, Кашечка: пей осторожно.

— Ничего страшного, милая. Так вот, — продолжал он, подогреваемый изумлением, — открывает муженек окно и видит их двор, только другой, необычный какой-то — чистый, ухоженный, с клумбами красивыми, а во дворе бородатый дворник листья желтые метлой в кучу сметает, фартук поверх зипуна, а на груди бляха металлическая.

— А бляха зачем? — спросила обалдевшая слушательница.

— Каждый дворник до революции должен был носить на груди металлический жетон с выбитым на нем личным номером. Но это неважно, не в этом дело.

— Ты слушай, Ларочка, самое интересное-то впереди, — посоветовала Ташечка, как видно знающая эту тайну назубок, до мельчайших подробностей.

— Так вот, инженер-то наш…

— Кто? — не поняла Лариса.

— Ну муж этой женщины. Он же инженер, я говорил об этом, — в голосе Аркаши прозвучали нотки упрека.

— А, ну да, извини, забыла. — Бестолковая приготовилась внимать дальше.

— Я и говорю, инженер-то парень был сообразительный, сразу просек, что время за окошком — не наше, не советское. И говорит дворнику: «Эй, любезный, а скажи-ка мне, какой у нас нынче день?» «Четверг будет, ваше благородие», — дворник с почтением сдернул картуз. Барин был строг, говорил важно, одет странно. Может, из дальних стран откуда приехал к их сиятельству, а может, из самого Парижу — одежа-то чудная, сроду такой не видывал. «Ты мне, бестия длиннобородая, год сказывай! — рявкнул инженер, входя в роль барина. — Год-то каков будет от Рождества Христова?» «Ох, господа эти, прости господи, — вздохнул дворник, — не живут — Чудят!» Но ослушаться не посмел и ответ, хоть вопрос и дурацкий был, выдал сразу: «Тыща осемьсот осемьдесять осьмой, барин, от самого Рождества Христова и есть». «Мать честная! — Бедный инженер с трудом удержался на ногах. — Хорошо, ступай». Он вяло взмахнул рукой, отпуская дворника, и сполз на пол — ноги больше не держали. Жена, естественно, все видела и слышала, а потому оказалась на полу пораньше мужа. «Маша, — прошептал обалдевший инженер, — забудем все плохое, что между нами было. Давай махнем через окно, вместе, а? Не могу я жить здесь!» — Аркаша завистливо вздохнул, прервавшись. — Дальше, Лара, шла сплошная антисоветчина пополам с матом. Тебе это неинтересно, я это пропускаю.

— Конечно, Аркаша, — согласилась Лариса, — а кончилось-то чем? Какой конец у этой истории?

— Естественный, разумеется! — развеселилась Ташечка.

— Я бы от тебя, милая, не ушел, — Аркаша погладил жену по руке. — Ни на какой век не променял бы.

Ташечка, довольная, засияла, а Лариса невольно ей позавидовала.

— А закончилось вот чем. — Рассказчик невозмутимо допил остывший кофе. — Инженер стал уговаривать жену уйти из этого времени. Говорил, что специалист он хороший, в институте два курса отличником был.

Обещал, что не пропадут, что в девятнадцатом веке такие, как он, на вес золота, что они ни в чем не будут нуждаться, заживут наконец как люди, достойно, а не будут прозябать в этом тараканьем рассаднике еще лет двадцать, пока местком не выделит им однокомнатную квартиру перед пенсией.

— И она не согласилась?! — изумилась Лариса.

— Нет, не согласилась, — ответил Кашечка, явно опечаленный бабьей дурью.

— Дура! — вынесла свой приговор Ташечка.

— Ей путевку соцстраховскую в Сочи обещали, на двоих, — пояснил Кашечка. — В протоколе было записано, что она очень плакала и переживала, потому как теперь этой путевки ее могут лишить.

— А инженер? Ее муж перешел в другое время?

— Естественно. Поцеловал жену на прощанье, сказал последнее «прости», сиганул в окошко — и был таков. С чего и началась вся заваруха, которая была описана в протоколе.

— Не любила она его, вот что я вам скажу! — авторитетно заключила Ташечка. — Вот ты, Ларочка, разве не пошла бы за своим мужем куда угодно?

— Пошла бы, — соврала Лариса.

— То-то же! И я пошла бы, — она поцеловала мужа в макушку, — и любая любящая женщина пошла бы.

Аркаша взглянул на часы:

— Девочки, может, для начала пойдем пообедаем? А девятнадцатый век подождет, а?

Лариса даже не знала, верить этой истории или нет:

— Ну, ребята, вы меня сразили! Неужели это правда?

— Правдивее не бывает! — вздохнул Аркаша. — Своими глазами видел протокол, то есть копию, но это одно и тоже. И не где-нибудь — в архиве МВД.

— А ты расскажи еще, милый, про стрельцов.

— В другой раз, Ташечка, на обед опоздаем.

— Спасибо вам, ребята, за кофе и интересный рассказ. Клянусь, что сохраню эту тайну. — Гостья поднялась со стула, безмолвного свидетеля ее опрометчивой клятвы. — Встретимся за обедом.

Переодеваясь у себя в номере, она услышала стук в дверь.

— Минутку! — крикнула Лариса, натягивая свитер.

— Это