– Идешь? – подсказала дочери Каролина, легонько шлепнув ее пультом по бедру.

И Аманда снова расплакалась, уже от счастья, что больше не придется плакать.

– Ладно, пойду сама соберу тебе сумку. А ты тут заканчивай спокойно, ты с детства была очень чувствительной, – укорила она дочь и удалилась, бормоча: – Бедный Этторе…

И вот тем утром Аманда проснулась до невозможности счастливой, впервые оставшись у Этторе, и они как раз не спеша завтракали, когда Этторе вдруг осознал, что вот уже два дня не слышал и не видел брата.

Уверенный, что они с Присциллой закрылись на вилле «Эдера», он улыбнулся, набирая его номер, но с удивлением обнаружил, что Чезаре недоступен. Странно.

Глава двадцать шестая

Но Чезаре не сбежал к Бьянке, не забыл про ужин и не находился на вилле.

Тем утром, когда он вернулся домой после ночи у Присциллы, он устало упал на кровать: от любви ли у него кружилась голова, или же это начинался летний грипп, но градусник неумолимо показал 38,9. Тут же взяв телефон, он со слабой улыбкой ответил на сообщение Бьянки, а потом написал Присцилле, предупредить ее, что он заболел и что вечером они увидеться не смогут. Затем положил телефон у изголовья кровати и тут же уснул.

По велению злого рока его капризный телефон выключился за мгновение до того, как отправить последнее сообщение.

И таким образом Чезаре, понятия не имея о том, что происходит за пределами его комнаты, провалялся с температурой два дня, лишь изредка просыпаясь выпить пару литров воды и периодически добавляя парацетамол.

Когда же Чезаре очнулся, то с некоторым разочарованием обнаружил, что его телефон снова отключился неизвестно когда, но, уверенный, что Присциллу он предупредил, значения произошедшему придал гораздо меньше, чем следовало.

Он как раз делал сок из трех апельсинов, когда на пороге показался Этторе и настойчиво постучал в дверь. Потребовалось меньше пяти минут, чтобы его брат, еще не до конца пришедший в себя, обнаружил, что ни одно из отправленных сообщений не дошло до адресата. И с половинкой апельсина в руке и вытаращив глаза он с ужасом обнаружил, что устроил Присцилле кидалово века, а потом просто исчез на целых два дня.

– На твоем месте я бы побежал, – только и сказал Этторе, забирая у все еще неподвижного брата половинку апельсина.

А Чезаре вместо ответа просто развернулся и в самом деле побежал.

Бежал он как на пожар. И внутри него действительно все горело.

И как обидно, что, добежав до виллы чуть ли не задыхаясь, он обнаружил особняк тихим и пустым, Присцилла не выглядывала с террасы и не открывала дверь.

Если на вилле «Эдера» кто-то и жил, то только привидение, которое предпочло не являться. Присцилла сделалась невидимой, точно как Пенелопа.

И что же теперь?

Чезаре, медленно возвращаясь к дому и проклиная технологии, размышлял, что теперь ему придется придумать что-то невероятное, если он хочет снова выманить Присциллу из ее ракушки. Или уже поздно?

Может ли быть, что это испуганное и в то же время пылкое и необычное создание уже навеки потеряно для него? А если так, как жестоко ему предстоит пожалеть об этом, думал Чезаре.

Что именно он потерял? Мечту? Иллюзию?

Совершенно точно не что-то реальное. Не что-то жизненно необходимое. Мелочь, решил он. Но что может быть важнее мелочей? Это самая красивая строка стихотворения, любимый аккорд в песне, джем в кончике круассана, запах кофе воскресным утром, крошечная родинка на шее, идеальный оттенок зеленого в глазах…

Погрузившись в мысли, которые у него не вызывала ни одна женщина, он не заметил того, что вот-вот должно было произойти, пока не поднял голову и не столкнулся с бесстрашным и весьма далеким от ободряющего взглядом Лауры. Женщины, жившей своей личной одержимостью им, которая тайком подсовывала ему страстные анонимные записки.

Чезаре, сбитый с толку событиями этого странного лета, найдя в кармане джинсов и прочитав вместе с Агатой последнюю записку, когда они сидели на скамейке у виллы «Эдера», после этого совершенно забыл о Лауре. Поэтому, столкнувшись с ней вот так неожиданно, он застыл от удивления.

А теперь? А теперь, судя по всему, пришел час расплаты, потому что Лаура смотрела на него взглядом, который не сулил ничего, вот вообще ничего хорошего.

– Любовь моя, – наконец произнесла женщина, как только к ней вернулся дар речи.

Чезаре остолбенел. Он не мог представить, что ее одержимость дойдет до такого. Однако он не знал, что Лаура, подстрекаемая своими более чем назойливыми подругами, собрала все свое мужество и решила объясниться.

Ей говорили, что все пройдет хорошо, иначе и быть не могло. И Чезаре Бурелло должен остаться в их деревне, с ними, а не поддаваться фантазиям этой глупой писательницы.

Так ей говорили подруги, и она им поверила, потому что любое слово Ирены являлось неоспоримой правдой. Так что Лаура бросилась в атаку с копьем наперевес, потому что все согласились, что этот мужчина должен принадлежать ей.

И в своей невероятной одержимости она даже не предполагала, что что-то может пойти не так.

Достаточно будет воззвать к гласу разума, а потом броситься ему на шею – перед подобным сочетанием не устоит ни один мужчина, не говоря уже о Чезаре.

– Мужчин надо ставить перед свершившимся фактом, – сказала ей Ирена, которая разбиралась в мужчинах. – Если будешь себя вести так, будто он уже твой, то он даже не успеет ничего понять, как окажется привязанным к тебе. Банальная психология, – объясняла она.

Базовый уровень соблазнения. Как раз для новичков.

– И это всегда работает, – обнадежила она.

Так что Лаура подошла прямо к Чезаре и бросила в него безжалостное: «Любовь моя».

Чезаре застыл на месте: что можно сказать женщине, которая ни с того ни с сего, подловив тебя на улице, называет вот так? Что на такое ответишь? Его мозг начал бешено работать.

Лаура тем временем подошла еще ближе и положила руку ему на грудь с лихорадочным и одновременно пугающим блеском в глазах.

– Ты прочитал мои записки, любовь моя, теперь ты знаешь, – призналась она и добавила, вцепившись в его футболку ногтями кораллового цвета: – Какая у тебя мускулистая грудь…

Чезаре пробормотал что-то, пытаясь выиграть время и продумывая план побега.

– Люби меня, Чезаре! – наконец объявила та. – Под этой изгородью! На свежей траве лугов вокруг нас! Люби меня прямо здесь, на обочине дороги, и сделай меня своей навсегда! – Она прижималась к нему все теснее. – Ласкай мое тело женщины своими нежными сильными руками, пока