– Оставим ее в покое. Если вдруг не увидим ее до завтра, принесем ей один из пробных клубничных тортов для конкурса, – решила Розамария.

– Кстати о клубничных тортах, как у вас дела? – попробовала выяснить Аньезе.

– Ха, тебе лишь бы все разузнать, – подколола ее Эльвира, которая свой секретный ингредиент, кленовый сироп, никому раскрывать не собиралась.

– Кстати о конкурсе, у меня закончились дрожжи, – добавила Розамария. – Сейчас же пойду в магазин.

– А у меня ванилин, – поддержала ее Эвелина.

И на этом вся компания, отвлекшись на мысли о дрожжах и ванилине, рассыпалась как по щелчку пальцев.

Кроме Агаты, которая осталась у калитки, не сводя взгляда с виллы «Эдера», ничуть не убежденная.

Что там происходит?

А потом она услышала за спиной знакомый шум и хор голосов, который всегда предшествовал появлению Вирджинии и детей. И все они направлялись на виллу «Эдера».

Присцилла, впрочем, совсем не собиралась выходить. Она встала с кровати, сходила в душ и надела футболку с надписью «Сатана – мой спонсор». Постепенно боль уступала место гневу. Довольно страдать – злиться гораздо, гораздо лучше.

Она знала, что перемены ненадолго и что гнев и боль будут сменять друг друга волнами еще долгое, долгое время. Но это были драгоценные мгновения: они давали ей преимущество, позволяли дышать, пусть и недолго, до следующей волны страданий. В конечном счете она вообще перестанет что-либо чувствовать.

Мысль о том, чтобы выйти в деревню, ее беспокоила. А что, если она столкнется с Чезаре? Или даже просто с Этторе? Присцилла крепко сжала нож с пилкой, которым резала хлеб, чтобы намазать его «Нутеллой», лучшим утешителем тех, кто страдает из-за любви. Нет, она ни за что не выйдет. Закончит свою книгу затворницей, точно какая-нибудь писательница девятнадцатого века, из тех, что рождаются в сельском приходе, пишут пару романов или сборников стихов – которые потом беспардонно врываются в историю мировой литературы, – а сами умирают в тридцать восемь лет от какой-нибудь забытой болезни или зашив себе камни в юбку и бросившись в реку. Может, Аманда сможет занести ей немного продуктов. Или она попросит кого-нибудь из детей – в обмен на мороженое. Какой-нибудь способ выжить да найдется.

И, откусив кусочек своего бутерброда с «Нутеллой», она выглянула на террасу, откуда из сада прямо под ней доносился странный шум.

– Что вы там делаете? – спросила она Вирджинию с детьми, которые, абсолютно безопасно взобравшись друг на друга и вовсе не производя впечатления, что вот-вот упадут, тянулись к цветкам акации меж шипов.

– Прости, мы не хотели тебя беспокоить. Мы только возьмем несколько цветков акации. Для торта, помнишь? – ответила ей Вирджиния, которая держала на плечах Тобиа, набиравшего полные горсти цветков. А потом она присмотрелась к Присцилле: – Ты грустишь?

– Ти гъюстись? – поинтересовалась в свою очередь Маргарита, которая подняла подол платьица, чтобы положить туда добычу.

Присцилла кивнула, а Агата не сводила с нее глаз, молча отмечая боль, причину которой не понимала.

– А мы можем все равно взять цветы, даже если ты грустишь? – спросил Андреа, проявив небывалую эмпатию.

– Конечно, – снова кивнула Присцилла. И увидела магнолию, на которой так и осталась висеть новогодняя гирлянда с того вечера, случившегося, казалось, месяцы назад.

Но что же, в мире теперь нет ни одного безопасного места? – спросила она себя, тут же укрывшись в доме, ощутив новый приступ обжигающей боли.

К дьяволу Чезаре и его идеи как из романа. К дьяволу всех!

И она закрылась в доме, оставив удивленных детей снаружи.

Как странно тянется время, когда на душе грустно, и как пролетает, когда радостно. Присцилла чувствовала, как часы неумолимо сменяют друг друга, и ждала, когда же ярость снова придет на смену боли. Возможно, никогда.

Возможно, в этот раз такого не произойдет никогда и ее единственным облегчением станет то время, которое она проведет, погрузившись в свои романы. Возможно, теперь так будет всегда.

Одна за другой медленно-медленно тянулись минуты, и Присцилла спрашивала себя, что она сделала плохого и почему при всех успехах современной медицины до сих пор не изобрели таблетки, которые можно было бы спокойно заказать по интернету и от которых все бы просто прошло. Анальгетик от любви.

Прошел день, прошла ночь, наконец наступило утро, но таблетку так и не изобрели, и Присцилла осталась дома, свернувшись клубочком, с неутихающей болью и единственным спасением в виде романа, который она с горем пополам заставляла себя писать.

Ну а что же случилось с Чезаре?

Аманда с Этторе завтракали в постели, в первый раз вместе. Накануне они так сильно поссорились, ну так сильно, что заговорили чуть ли не о расставании, тоже впервые за все время. Причина, к сожалению, была все та же: Этторе хотел, чтобы Аманда переехала жить к нему, а Аманда не была готова оставить маму одну.

Так что она вернулась домой, села рядом с мамой на диван смотреть повтор серии «Игры престолов», и в момент, когда Арья Старк повторяла список людей, которых нужно было уничтожить, Аманда расплакалась. В ответ на расспросы она сперва пыталась убедить маму, что ей жаль маленькую Арью, ставшую искусной убийцей, но в конце концов под давлением призналась в своей любви к Этторе и чувстве вины, потому что ей очень хотелось быть с ним, но в то же время она не могла оставить маму одну. Одним словом, что тут поделать?

– Ты что, с ума сошла? – совершенно спокойно уточнила в ответ Каролина после этих крайне драматичных излияний, продолжавшихся почти всю серию.

– В каком смысле? – спросила ее дочь, еще плача и шмыгая носом.

– Нет, конечно, спасибо, что так беспокоишься обо мне, но, если ты не заметила, я уже взрослая, представляешь?

– Да, но ты не можешь ходить, – возразила Аманда.

– Так, спокойно. Я уже двадцать лет как не хожу. Я привыкла.

– Но если я уйду, ты останешься одна…

– Почему? – фыркнула ее мама. – Ты уезжаешь в другую страну?

– Нет, к Этторе.

– А Этторе разве не живет в конце улицы? – напомнила ей мама.

– Да, но…

Каролина выключила телевизор: серия уже закончилась, и все равно они ее уже видели.

– Аманда, а теперь ты быстренько собираешь сумку, идешь к своему жениху и перестаешь реветь.

– Мама! – возмутилась дочь.

– Что «мама»! Беги. Ты всего лишь в конце улицы. Если мне что-то понадобится, выгляну из окна кухни и позову тебя. Ты выглянешь в ответ, и мы помашем друг другу ручкой.

Аманда пораженно смотрела на нее. Так все это время проблема существовала только у нее в голове? Все эти ссоры с Этторе были ни