Пахло сейчас готовым пресным тестом, щами и – у самих столов – добрым пивом. Но не горелым жиром, что правда, то правда.

– Особым образом обработанное сало. – Пояснила я. Хорошо, что вчера уже придумала отговорку. Может, зря я это затеяла? Может, жить как все и не высовываться? Но я в самом деле не смогу готовить и есть в помещении, где плохо пахнет!

– Продай рецепт. Фунт плачу.

Я мысленно присвистнула, Джулия стукнула черпаком о миску, видимо, тоже изумившись услышанной сумме. Вот только если купец платит фунт за рецепт, значит, намерен сам заработать на этом намного, намного больше.

– Я обещала покойному батюшке… – завела я вчерашнюю шарманку.

– Два фунта.

– Не могу. Обещание есть обещание.

Нет, я не жадничала и прекрасно понимала, что рано или поздно рецепт просто украдут – такова судьба любого изобретения. Но прежде чем ввязываться в сделку – любую сделку, нужно понимать истинную цену того, что продаешь, чтобы не оказаться индейцем, обменявшим Манхеттен на ящик бус. Придумали ли здесь патенты? Позволят ли дочке или сыну трактирщика получить патент, и как долго он будет действовать? Кого об этом спросить? Эгберда? Могу ли я ему доверять? Вопросы, вопросы, голова скоро вспухнет от этих вопросов.

– Хорошо, куплю свечи, три пенса за фунт.

С виду щедрое предложение, сальные свечи стоят в два раза дешевле. Но выход стеарина из сала – не сто процентов и даже не половина. Чуть больше трети, насколько я вчера видела. Плюс расходуется уксус. Пойдет малина и другие лесные ягоды, можно дармовой поставить, но пока из вина, а это не самое дешевое удовольствие… Конечно, делать свечи я буду из жира, а не из уже готовых сальных, то, что сейчас – лишь эксперименты, значит, сырье будет дешевле, но все же… Да, еще ведь работа. Время-то не бесплатное.

– Девять пенсов за фунт. Свечи заберете на обратном пути, пока у меня столько нет.

Купец хохотнул.

– Ну ты задрала! Восковые пять стоят, а это сало, сама говоришь.

– Восковые в городе стоят семь. А таких вовсе ни у кого нет, кроме меня. И не будет еще очень долго. Не коптят, не воняют, горят долго и ровно.

– Много хочешь – вовсе ничего не получишь. Жадность – грех.

Я не стала спорить.

– Как вам будет угодно: ничего так ничего.

В самом деле, получится заработать дополнительно – не откажусь, но я не отец Федор, о свечном заводике не мечтаю. Мне нравится кормить людей.

Чем я и занялась, помогая Джулии разлить и разнести по столам миски с супом, в каждой из которых красовались две половинки яйца. Пирожки разложила на две тарелки, расставив по центру стола.

Какое-то время слышно было лишь, как стучат ложки о тарелку да прихлебывают суп люди. Потом я отвлеклась на Эгберда и остальных, тоже появившихся в трактирном зале. Подать еду, кружки, налить пиво. Я же обещала кормить их так же, как семью и постояльцев.

– Хозяйка, – окликнул меня купец, кладя ложку на стол. – На сколько мы выпили пива?

Я обернулась на Джулию, та показала палец.

– Шиллинг на всех.

На стол передо мной легла серебряная монетка.

– А это тебе за добрую еду. – Рядом с ней появился медный пенни. – И вот еще. – Еще одна серебряная и шесть медных монеток легли на доски стола. – Сделай нам к утру таких же лепешек, по фунту на человека. Необязательно горячих, а чтобы в дороге пожевать, не останавливаясь. И по кварте пива на каждого, меха я с утра тебе принесу.

Получается, пирожки он оценил в стоимость сыра – примерно пенни за два фунта свежего сыра просили на городском рынке. Значит внакладе не останемся. Только надо метнуться за травой, пока совсем не стемнело. Или, наоборот, подождать, пока стемнеет и все устроятся спать, чтобы гости не видели, что в пирожки идет дармовая трава? Сыра хватит и пива хватит – ставили мы его, еще когда думали, что трактир будет работать как обычно.

– За свечи, так и быть, плачу по шесть, если через неделю, когда я буду возвращаться, будет три фунта готово.

– Хорошо. Будет готово.

Я не стала уточнять, что через неделю меня самой может не быть. Просто не взяла задаток, чем озадачила купца. И правда, то торговалась, а то на слово верю. Но свечи мне и самой пригодятся, зимой ночи долгие, так что никакого убытка. А если не пригодятся – так и деньги не пригодятся.

– И никому не продавай, пока я у тебя не выкуплю.

Я улыбнулась, но не стала ни спорить, ни соглашаться. Он прекрасно понимает, что в таком случае нужно будет платить дороже, а платить дороже он не станет, пока не попробует, как пойдет уже купленный товар. Тут, как с любой новинкой, можно здорово влипнуть. Он и берет немного, явно на пробу.

– Через неделю три фунта вот таких, – я указала на свечу, – свечек будет готово.

Но где я буду брать жир, если дело пойдет? Овец, что ли, завести? Они дешевле свиней. А еще шерсть и… И нас всего трое. И земли у нас не так много – та, на которой стоит трактир, у лорда выкуплена и будет переходить по наследству, но это буквально клочок: сам трактир, конюшня да огород.

Ладно, разберусь. Со всем разберусь в свое время.

– Мы уезжаем завтра на рассвете. Чтобы все было готово.

Я молча поклонилась. Купец поднялся, а вслед за ним поднялись и его люди. И в самом деле, совсем темно уже. Я взяла свечу – перенести на свой рабочий стол, но над ним зажегся магический огонек. Поклоном поблагодарив магов, явно наслаждавшихся возможностью, наконец, сесть и отдохнуть – кроме Юбера, который ушел во двор – я начала собирать посуду.

– Я вымою, – сказала Джулия. – Займешься лепешками?

Лепешками? Ах, да, пирожки. Я вручила корзинку Бланш, которая как раз вернулась сообщить, что «вонючая гадость» готова, велев набрать мокрицы, обернулась к магам.

– Юбер приглядит, – сказал Эгберд. – Он пошел ноги размять, сидел весь вечер.

– Передайте ему мою благодарность.

Сама тоже скажу спасибо непременно, вот только тесто замешу.

Эгберд пожал плечами с видом «за это нам и платят», и продолжал потягивать пиво. Судя по скорости, с которой опускался уровень напитка в кружке, раз налитого ему хватит до конца вечера.

Нет, сначала что-нибудь сжую. Я заварила себе чай, пока он настаивался, наскоро смешала