– Они же в лесу растут!

– А что, я дурной задарма мозоли натирать, чтобы ты деньги в кошель сложила? – ухмыльнулся Фил, кажется, поняв, к чему я веду.

Бланш растерянно уставилась на нас, а я безжалостно продолжила считать:

– Значит, остается четыре с половиной пенса за фунт. Вычтем еще полпенни за уксус, он точно в лесу не растет. Еще надо бы вычесть стоимость ниток на фитиль, но при таком объеме производства… – Тьфу ты! – В смысле, пока делаем не очень много, нитки можно не считать. Но нужно посчитать плату за аренду котла, скажем полпенни в день…

– Котел же наш! Мы же его ни у кого не брали! – возмутилась сестра.

– А кто будет новый покупать, когда он рано или поздно придет в негодность? Я? С какой стати, если деньги за то, что в нем сварится, пойдут тебе?

Бланш прикусила губу, но сдаваться не торопилась.

– Хорошо, минус полпенни в день.

– Еще ты должна заплатить мне за науку. Сама-то ты не придумала бы, как делать такие свечки. Считаем дальше? За продукты, из которых сготовится еда, которую ты съешь за день – только за продукты, так и быть, за приготовление еды не возьму, ты же помогаешь с этим. За кровать, крышу над головой… Продолжать?

– Не надо, я поняла. – Бланш опустила голову. – Но у вас всех есть свои деньги, а у меня даже осьмушки медяшки на новую ленту нет.

Глава 28

Как и во всех небогатых семьях, она донашивала одежду за старшими. И хотя родители старались ее баловать, как и других детей, новое платье Бланш, кажется, не надевала ни разу. Так что в чем-то она права, наверное. Хотя, стоп, она говорила, что у нее есть немного.

Я приподняла бровь, внимательно глядя на сестру.

– Ну… на самом деле у меня есть два пенса. – Она начала ковырять носком землю. – Батюшка подарил на десять лет.

– Мне батюшка дарил пенни в месяц, – сказала я. – Фил, ты не против, если Бланш мы будем давать столько же?

Это было щедрым предложением, в замке – бог весть, откуда Ева это знала – кухонным работникам платили три шиллинга в год, то есть всего в четыре раза больше, чем я обещала сестре. Но и она не была балованным недорослем, работая на равных с остальными. Ну, почти на равных, по мере сил.

– И вам с Джулией тоже нужно, наверное… – продолжала я, глядя на Фила.

– Не против, – сказал Фил. – И Джулии дай пенни из тех, что мы заработали сегодня. А мне… Давай подождем, пока трактир снова станет полон гостей.

Его прервал лошадиный топот, донесшийся от дороги. Мы остановились, прислушиваясь: к нам? Не к нам? Но не было слышно ни скрипа колес, ни людского говора, только стук копыт, причем лошадь явно не одна и не две.

– Мимо, – сказал, наконец, Фил. – Похоже, замковая стража по каким-то делам.

Я кивнула. Интересно, заедет ли Альбин, как обещал? Я прогнала эту мысль. Нечего о нем мечтать и незачем. Да, смотрела бы и смотрела. Вот этого и достаточно: просто смотреть, как на статую в музее. Давида, например. Родился ли тут свой Микеланджело и изваял ли он уже этот шедевр? И каков Альбин под одеждой?

От этой мысли лицо обдало жаром. Да как же меня этак угораздило, я ведь вовсе его на знаю! В кого я умудрилась втрескаться, как выражается Бланш? В реального человека с острым языком и не слишком приятным характером? В его внешность и свои фантазии о любви? Или это просто гормоны бушуют, как им и положено в восемнадцать лет? Хотя я-настоящая немногим старше тела, в котором оказалась, и не помню, чтобы меня так крыло… Просто не попалось ухажера, сумевшего показать, что поцелуй может быть не только «пожалуй, приятным». Мужчины, чьи прикосновения заставляли трепетать в ожидании чего-то большего, пусть пока неведомого.

Ладно, все, хватит. С этим пора заканчивать. Не поощрять Альбина, но и не отбрыкиваться активно, чтобы не захотел добиваться лишь из азарта. Станет ему со мной скучно – сам сбежит. А там с глаз долой и так далее.

Значит, о делах. Какие у меня сегодня еще планы были? Надо бы супа сварить побольше. Вдруг сегодня снова гостей занесет… да не тех гостей! Остановился же вчера купец, может, и сегодня повезет. А не повезет – в погребе суп за пару дней не испортится. Завтра, правда, постный день, но детям, путешествующим, воюющим и больным не возбраняется уклониться от поста. Детей у нас аж трое, и пусть Фил обижается, что его к таковым причислили, не пропадать же добру. А Эгберд сотоварищи вполне сойдут и за путешествующих, и за воюющих.

Еще раз обнюхав, оглядев и даже лизнув вымоченную солонину, я поставила вариться бульон, порадовавшись, что вчера замочила несколько крупных кусков. Можно и в самом деле взять котел побольше.

Белье продолжало тихонько булькать в чане со щелоком, и раз оно не требовало особого присмотра, я отправила Джулию за крапивой. Опара как следует подошла только к утру, все-таки дрожжи из пива оказались слабоваты. Я добавила в нее ржаной муки, вымесив хлеб. Сбегала на задний двор за зеленью на суп и лепешки, проверила, как идут дела у Бланш, которая сосредоточенно обмакивала заготовки для будущих свечей в чан. Заодно перемешала белье.

Нет, все-таки доставать еду из холодильника куда проще, чем бегать за каждым листиком на огород. С другой стороны, растолстеть тут точно не получится – разве что когда обзаведусь работниками, а сама стану сидеть и командовать. Представив себя в образе дородной матроны со скалкой наперевес, я захихикала. Нет уж, лучше побегаю, даром что тут стандарты красоты другие. Хотя от стиральной машинки я бы все равно не отказалась. Как подумаю, что все это вручную полоскать, спина загодя ныть начинает. Но чего нет того нет, а потому жаловаться бессмысленно. Лучше кухней заняться.

Катлама – это слоеные пресные лепешки. Без начинки, или с луком, как я затеяла сейчас, зеленью, а то и фаршем. Дело нехитрое: раскатать тесто в большой тонкий блин, как на домашнюю лапшу, смазать маслом – благо его можно было не экономить. Девочки вчера принесли крынку свежего, крепко посоленного, и старое масло следовало израсходовать, пока не испортилось.

Промасленный тестяной лист нужно посыпать начинкой, я сейчас смешала репчатый и зеленый лук,