Шрифт:
Закладка:
Что касается бала по случаю окончания маневров, не столь уж и важно знать, в самом ли деле он происходил так, как будет описано далее. Подобные празднества в те времена проводились регулярно: маневренные балы давались в Темплине, Фюрстен-берге, Ораниенбурге. Сотрудники концлагеря Зак-сенхаузен, расположенного неподалеку от Хоэнли-хена, заслуживали развлечений и веселья, ведь им приходилось заниматься чрезвычайно тяжелым и непопулярным трудом. В летние месяцы маршировали по парадно убранным улицам, распевая песни о борьбе и свободе и соревнуясь, кто исполнит их лучше; с приходом осени наступало время балов. А для местных девушек и женщин — время доставать из шкафов самые красивые наряды и шляпки, ведь танцевать с надзирателем из концлагеря в парадном черном мундире и с черепом на лацкане было не дерзостью, а весьма волнительным занятием, которое могло перерасти в легкую интрижку.
Обеденный зал гостиницы «Цур Зонне», в котором столы сдвинули к стене, а небольшую сцену освободили для дирижера и танцевального оркестра, оказывается маловат для предстоящего мероприятия, что скорее является преимуществом, нежели недостатком, потому что соседние заведения тут же предлагают свою помощь, и в результате, помимо основного бала в «Цур Зонне», в отеле «Централь», в «Штранд-отеле» и в «Шютценхаусе» одновременно с ним пройдут, так сказать, вспомогательные балы меньшего масштаба.
Преимущество для Гебхардта заключается в том, что после вступительной речи в бальном зале он сможет перемещаться из одного заведения в другое, нигде подолгу не задерживаясь, ведь обязанности распорядителя, и это ни для кого не секрет, более чем утомительны.
Приветственная речь Гебхардта длится недолго: взирая на блестящие черные штандарты, развевающиеся на улице перед входом, он заявляет, что, как глава госпиталя СС, успешно построенного в прошлом году на территории санатория, был бы рад больше не видеться с собравшимися здесь товарищами, но, раз уж встреча оказалась неизбежной, он рекомендует им танцевать поаккуратнее, потому что, если во время бала они ненароком потеряют руку или ногу, им придется заново разучивать шаги под его, Гебхардта, руководством. Все радостно и чуть смущенно улыбаются.
Вслед за Гебхардтом слово берет Отто Райх, штандартенфюрер СС и командующий «Тотенкопф-Фербанд», который уже успел построить впечатляющую карьеру в качестве коменданта концентрационных лагерей Лихтенбург и Эстервеген. Он говорит, а скорее, выкрикивает краткие, по большей части малопонятные фразы, обращаясь к своим подчиненным. Лишь специальный представитель СА Рихард Хингст, человек, который вскоре станет бургомистром и даст своим людям полную свободу действий для уничтожения еврейского кладбища на Оберпфульпроменаде, произносит длинную искрометную речь и в завершение ее строго напоминает: делать вывод о качестве пива после одной кружки бессмысленно, для точного заключения необходима длительная серия экспериментов. Желая всем присутствующим получить интересные результаты исследований, он объявляет бал открытым.
Стремление Гебхардта поменьше находиться на публике объяснимо, поскольку он должен присматривать за гостями — не за всеми, конечно, но за наиболее видными, знатными и важными, которых сегодня здесь собралось немало.
Помимо Гесса, египетского йога, как его в шутку называют, потому что он родился в Александрии, и придворного звездочета Шульте Штратхауса, из Берлина прилетела Лени Рифеншталь в бальном платье с меховым воротником. Самолет пилотировал Эрнст Удет, который прибыл на бал в бел оси ежн ом костюме и еще до начала торжества успел принять с чаем некое бодрящее снадобье. По залу тотчас расползаются сплетни, что Рифеншталь, которую Гесс нелестно нарек соблазнительницей фюрера, планирует снять фильм о дуэли, назвав его «Триумфом чести» или как-то еще в этом духе, но в данный момент режиссер слишком много времени уделяет монтажу фильма о прошлогодней Олимпиаде и физически не может отвлечься на что-то еще. Кроме того, на балу присутствует архитектор по имени Бернхард Койпер: он здесь по просьбе самого Гебхардта, в планах которого разработка проекта нового большого эллинга для санатория.
Вместе с уже упомянутым Хингстом и компанией они образуют группу из десяти человек, которые этим вечером перемещаются из отеля в отель, из бального зала в бальный зал, где их восторженно приветствуют и наливают по бокалу игристого, бренди или чего-то еще, при этом соблюдая определенную дистанцию, которая возникает сама по себе, едва управляющий отелем видит Рифеншталь и Удета и провожает их к зарезервированному столику, или когда появляется Рудольф Гесс и один из сверхретивых оберштурмфюреров СС внезапно вскакивает со своего места, не выпустив из руки кружку с пивом, и уже хочет выкрикнуть: «Хайль Гитлер!», но Райх и другие командиры тотчас успокаивают и оттесняют его, чтобы заместитель фюрера мог занять свое место и помахать в ответ с должного расстояния.
После обязательных маршей, «Бранденбургской песни» и «Дрожат одряхлевшие кости», атмосфера праздника понемногу становится все более непринужденной. Гости едят и пьют, курят, танцуют, дамские шляпки и мужские фуражки кружатся близко друг к другу. В какой-то момент Удет запрыгивает на стол в «Шютценхаус» и отбивает чечетку, а остальные стучат ботинками в такт и улюлюкают, глядя на него; затем Удет принимается жонглировать несколькими тарелками, которые, впрочем, разбиваются все до единой, после чего неугомонный пилот падает на колени перед Рифеншталь, делает ей предложение, та отмахивается бокальчиком и отвергает его, ссылаясь на то, что старина Эрнст давно и безнадежно женат на своей авиации и что брак с нею, Лени, превратил бы его в двоеженца. Удет протестующе заявляет, что с авиацией у него все зависло в воздухе, снова вскакивает, хватает со стола бутылку, опорожняет ее и говорит, что если Рифеншталь все же права, то пусть бокалы и кружки немедленно наполнятся новой порцией воздуха. Музыканты играют свинг, а в перерывах один из танцоров берет аккордеон и под ликующие крики исполняет всеми любимые «Что говорит твой алый рот весной», «Море шепчет песню о любви» или «Я куплю себе ракету и полечу на Марс».
Результаты бала, если не вдаваться в подробности, включают три щекотливые ситуации: во-первых, кое-кто проглотил обручальное кольцо в отеле «Централь», где Гебхардт дал шуточный сигнал к отбою и пожелал удачи в совместных поисках наутро; во-вторых, произошел инцидент в туалете «Цур Зонне», где два унтершарфюрера якобы по ошибке заперлись на полчаса, что создало изрядную тревогу и большие подозрения в причинах столь теплого братства, для выяснения которых пьяный и разъяренный Отто Райх вызвал патруль охранной полиции из Фюрстенберга, и обоих бедолаг