что она молчит как рыба о самых интересных страницах истории своего мира и вовсе не потому, что не знает. Я нахмурился и мрачно подумал — может быть, она оттого и молчит, что знает уж слишком хорошо? И ее тайна соприкасается с тайнами этих вещей?

Тогда я был очень близок к правде, но хмыкнул и отмахнулся от угрюмых догадок: «-Плевать! Дел у меня других нет, кроме как раскапывать их вшивые секреты. В любом случае я смотаюсь отсюда не позднее завтрашней полуночи. Этот отдых слишком затянулся».

Мне было умеренно тревожно, но форсировать отбытие я не видел причин. Тем временем вернулся слегка пришедший в себя Тхай. Покачивая головой, потрясенный антиквар разъяснил, что я безо всякого должного почтения держу в конечностях Великую Тронную Реликвию Империи Ра, так называемую магическую Гривну Первой — из — Великих, императрицы Ра-Гри, охраняемую, по преданию, древним Ее духом и изредка убивающим для разнообразия святотатцев, посягающих коснуться этой драгоценности.

— Видимо, дух сейчас отдыхает от трудов праведных, — пожал я плечами, поглаживая камни Гривны, — Так что самое время продать вещицу. А много он укокошил этих несчастных? Сто, двести?

— Этого никто не знает точно, но по легендам — около сорока тысяч человек. Я поражен, что вы еще живы. Однако при всем моим удивлении и уважении я вынужден ответить: «нет; не продам», потому что не хочу быть убитым Ее проклятием. Понимаете ли, эту Гривну нельзя продавать, ее можно передать по наследству, подарить или украсть. Украсть, впрочем, только если Она сама это позволит.

— Вот ведь нескладуха… — пробормотал я, уже окончательно не желая уходить без этой драгоценности, — Ну хорошо. Предлагаю спроситъ у самой гривны, — я усмехнулся, — Согласна ли она быть подаренной госпоже Мани? Разумеется, я компенсирую такой широкий жест с вашей стороны. Допустим, двумя сотнями тысяч золотых червонцев. Мне очень хочется увидеть гривну на плечах госпожи. Итак, внимание! — продолжил я голосом ведушего телевикторины, — А теперь вопрос! Ра-Гри, если по каким-либо причинам я желаю невозможного, дай нам в том знак!

Целых десять минут Тхай ожидал знамения, постепенно возвращаясь к нормальной окраске лица. Потом толстяк вздохнул, поклонтлся драгоценности:

— Ваша воля священна, я дарю Вас женщине по имени Мани.

Я с трудом удерживался от смеха. Король преступного мира оказался суеверен не меньше, чем забитый крестьянин из отдаленного селения. Гривну упаковали в специальный саквояж и отправили с охраной в наши апартаменты. Когда мы с Тхаем поднялись наверх, Мани поинтересовалась:

— Ты что-то купил?

— Да. Для тебя, но это пока сюрприз, — я улыбнулся предполагаемому обалдению и переключился на другие темы.

Молоденькая тринадцатилетняя жена Тхая спросила:

— Уважаемый Эн-Ди, ваша спутница иногда называет вас Звездным Капитаном. А скажите, вы и вправду командуете судном?

Я молча поклонился. Дама заулыбалась:

— О, тогда я хотела бы… — Она пошепталась с мужем, Тхай кивнул. Тогда женщина исчезла и появилась с чем-то в руках.

— Пожалуйста, наклонитесь. Я дарю вам этот талисман от рода Ци. Он охранит вас от бед во время плавания, — и когда головы сблизились, прошептала, — Эх, жаль, не встретились вы мне годик — другой назад… Ваша подружка — та еще штучка. Остерегайтесь ее!

Тхай в то время что-то спрашивал у Мани, и сказанное его женой осталось между нами. Я выпрямился, посмотрел вниз, на свою грудь. Там, на прочной блестящей алмазной гранью цепочке белого металла висел здоровенный замысловатый зуб.

Зуб мне понравился, я поблагодарил, и вскоре мы попрощались. Уже выйдя на улицу, увидев падавшие на город сумерки, я вспомнил:

— Бедный Боу! Наверное, он до сих пор ждет нас!

— Нет, — засмеялась Мани, — Я оказалась менее забывчива и отправила одного из служащих Тхая передать, что прогулку по реке перенесли на завтра, на то же самое время. В театр мы, кстати, еще успеваем, если ты возьмешь экипаж.

Что я и сделал. Спектакль оставил меня равнодушным, но очень понравился подружке, она пару раз даже всплакнула. Спектакль был «про любовь». После него дама в гости к банкирам не пожелала, предложив вернуться в гостиницу пешком. На почтительном расстоянии нас сопровождали не то громилы Тхая, не то телохранители Тхонга, не то переодетые «по гражданке» полицейские Чжудэ. А может быть, все вместе.

Первое время мы шли молча, потом, как видно, накал страстей старинной пьесы улегся, и Мани зябким голосом попросила:

— Эн Ди, ты можешь выполнить мою просьбу?

— Все, что в моих силах.

— Скажи, когда ты улетаешь? Только честно. Сердце говорит мне, что это случится очень скоро, и я хочу знать — когда? Прошу тебя, не скрывай.

Я сделал еще пару шагов и вздохнул:

— Завтра. Ровно в полночь.

Она резко повернулась ко мне, звездная мешанина отразилась во влаге глаз:

— Уже завтра? Так скоро?

В горле почему-то запершило, я кашлянул:

— Ну, я тоже к тебе привязался, и небеса тому порукой, что я остался бы еще…

— Но почему?! Что тебя заставляет уходить: род, семья, власть? Ведь я знаю, как ты свободен: как никто другой, и никто не может заставлять тебя…

— Ты почти права, малышка. Да, ни деньги, ни женщины, ни власть не имеют силы надо мной. Но есть еще одно, отбросив это, я убью самого себя. Долг дружбы. Мой первый и единственный друг исчез, и я осязан найти его.

— Долг дружбы… — прошептала она, опуская глаза, — А я-то считала, что твой единственный друг это я. Прости мою самонадеянность.

Я промолчал. Мани судорожно вздохнула:

— Это женщина, она красивее меня? — на Мани жалко было смотреть. Я покачал головой:

— Он мой сородич, и он отвратителен по вашим меркам, Мани, но в какой-то мере я обязан ему тем, что я встретил тебя.

— Ты не можешь побыть со мной еще хоть немного?

— Прости, нет.

— Я с радостью буду исполнять любые твои желания, только останься!

— Невозможно.

— Тогда возьми меня с собой, прошу тебя! Я готова пить твою мочу!

— Этого еще не хватало!!!

— Конечно. Конечно… — обессиленно прошептала она сквозь слезы, — Кто тебе я? Просто предмет мебели. Не прислуга, не друг, не наложница. Причуда, всего лишь твоя случайная фантазия… Как все это жестоко!

Вскинула глаза, вгляделась:

— Нет, этого не может быть! Ты просто страшно шутишь, ты испытываешь или за что-то мучаешь меня, правда? Может быть, ты считаешь, что я слишком своенравна и учишь меня покорности? Я сделаю все, что ты прикажешь. Я твоя вещь.

— Замолчи! Ты не имеешь на меня никаких прав. Как и все прочие на свете. Я не верю ни тебе, ни другим. Прекрати реветь, посмотри, в