Шрифт:
Закладка:
— Было бы странно, если бы мы не были совместимы!
Мани опустила руку в воду и почти бесстрастно сообщила:
— Ванна готова, господин.
Выбросив окурок, я залез в неглубокую чашу из цельного куска мрамора. Постепенно лицо девушки возвращало себе личностный отпечаток, но, по моим прикидкам, до полного восстановления Мани оставалось еще часа два. Я откровенно рассматривал ее тело и ощутил желание еще раз почувствовать, как бьется подо мной ее упругое маленькое гладкокожее тело. Усмехнулся себе: почему нет?
— Положи мыло на место. Иди ко мне!
На этот раз я испытывал примерно то же, что испытывает всякий самец от привлекательной и послушной самки. То есть мне было просто хорошо. Через некоторое время, уже расслабленно лежа в воде, я вспомнил про завтрак, пошевелился и вылез из объятий дамы. Она уже пости похоже на себя спросила:
— Мы еще будем вместе, мой господин?
— Если ты имеешь в виду совместное проживание, то да, — проворчал я, натягивая купальный халат.
— Я постараюсь, чтобы ты не очень жалел, что я рядом с тобой — сказала Мани уже почти своим голосом. Она удивительно быстро приходила в себя после анамнезии. Я с любопытством подумал, что интересно: вся ли их раса такова или только некоторые тхерране имеют столь гибкую психику?
Стыдливо прикрываясь руками, она поискала взглядом, чем бы прикрыться, накинула в конце концов мою банную простыню на манер индийского сари:
— Я могу идти одеваться? И есть уже очень хочется…
После завтрака я отдал Тхонгу некоторые распоряжения, встреченные им неоднозначно: его охватил энтузиазм, густо замешанный на сомнениях и тревоге:
— Но это будет стоить сумасшедших денег и вряд ли выйдет достойно вас в столь краткое время!
— Я все же настаиваю, чтобы все было сделано сегодня, — кивнул я ему и увел Мани кататься на катере Боу. Боу сегодня не получил распоряжения поворачивать в привычном месте, пожал плечами и мы поехали вверх по реке дальше обычного. За излучиной открылась деревня «мокрого народа», домишки стояли на сваях прямо в воде, с конусными крышами из плетеных травяных циновок и такими же стенами. У хижин на привязи болтались лодки. Мани выставилась на это крохотное поселение, едва насчитывающее десяток домишек, как на что-то сверхъестественное:
— Не может быть! Это же тростниковая деревня Цюй-Ши, капитан! — она в непонятном волнении спросила у рулевого, тот подтвердил и Мани попросила, — Давайте причалим, капитан!
Мне было все равно, и катерок, шурша деревянной обшивкой по песку, подполз к самому обширному из строений, имеющему даже открытый помост, впрочем, довольно запущенный и хлипкий на вид. У помоста была уже привязана быстроходная паротурбинная лодка, вызвавшая мой неподдельный интерес металлическим корпусом и данными, приличными, судя по всему даже для Террис моего времени.
Богато одетый щеголь — кормчий аппарата снисходительно окинул взглядом наш катер и нахмурившегося Боу. Из хижины выскочил Тхай, увидел нас и расплылся в улыбке, ухитряясь по своему обыкновению одновременно делать несколько дел. Сейчас он кланялся, расточал нам комплименты и восторгался окружающей природой.
— Какое счастье, что вы нашли возможность посетить это необыкновенное место, господин и госпожа! Уважаемый Звездный Капитан, судя по вашему виду, вы никогда не слышали о Трижды Знаменитой деревне Цюй-Ши?!
— И понятия не имел, что она существует, — согласился я и укоризненно посмотрел на Мани. Она сделала вид, что не поняла, отчего это я так на нее покосился, но при Боу и Тхае я не стал выяснять отношения. Тхай всплеснул руками:
— Если этого не знаете и вы, уважаемая госпожа, тогда я непременно расскажу Вам обо всем этом при нашей следующей встрече, а сейчас, простите, я должен договориться с Отшельником. Это очень важно, но зато, если он в духе и голосе, то от меня, может быть, будет для вас сюрприз… — Тхай убежал, рулевой его аппарата переключил внимание на нас с Мани, Боу преисполнился гордости. На обоих корабликах одинаково вылезли из недр одинаково грязные и тощие кочегары, у Мани был вид фанатика — мусульманина, допущенного прикоснуться к святыне Мекки, а я хлопал крылатых кровососов, которых тут было великое множество и скучал.
После еле слышных переговоров из хижины появилась небольшая процессия, возглавляемая древним старичком лет этак сорока. Тхерране умирают быстро, так что их сорок все равно, что девяносто земных. А то и больше. Но этот дедуля был еще крепок. За ним, надуваясь от распирающих грудь эмоций, шествовал ювелир, а замыкала группу молоденькая девушка лет десяти. Тхай представил нас старику, после чего тоном конферансье сообщил:
— Специально для вас, присутствующие здесь, Его Святость и Шестнадцатая, любимая наложница Его Святости исполнят полную Песню Тростника. Я счастлив, что вы ее услышите здесь в их несравненном исполнении, — Тхай поклонился вроде бы всем, но ухитрился оказаться спиной к судоводителям и кочегарам, тут же жестким голосом бросил через плечо щеголю-кормчему:
— Сразу после Песни едем! — и убежал в хижину, откуда доносились неразборчивые голоса нескольких людей, которые, чудя по интонациям, несмотря на приглушенный тон, готовы были вцепиться друг другу в горло. Он прикрикнул на спорщиков, все стихло. Отшельник пошевелил губами, посмотрел неожиданно острым, пронзительным взглядом в мои глаза, дернул подбородком и сел по-турецки на настил. Посмотрел снизу вверх на хрупкую девушку Шестнадцатую, пошарил за пазухой богато вышитого халата и достал тростниковую дудочку. Девочка негромким чистым голоском сообщила:
— Условленная плата будет по золотому с того, кого зовут Эн Ди и с его женщины, и особо по золотому с каждой лодки.
Я достал из кошелька две желтые чешуйки и из принципа не подал, а подбросил их. Шестнадцатая неожиданно ловко поймала их, и брошенные с лодок Боу и Тхая монеты тоже, протанцевала к краю помоста и разжала кулачок:
— Прими, Дух Великой Реки, эту ничтожную дань, — в воду живым серебром упали четыре живые крохотные рыбки, тут же испуганными молниями метнувшиеся под тень навеса. Я покачал головой — манипуляция была высшего класса. Я и то не заметил подмены денег рыбками. И неожиданно поймал понимающий взгляд старика. Он подмигнул мне и заиграл…
Мелодия показалась мучительно — знакомой и в то же время непередаваемо чужой. Я ощутил, как моя душа резонирует тягучему гипнозу странной музыки флейты, а когда девушка вскинула голову и взяла первую, негромкую и как бы