Кейстут. Неизвестный художник

Занятый войнами, Кейстут находился вне пределов Литвы; наместником же своим в Вильне оставил некоего Гануля Накемна (Ганулона, как называют его иные). Этот новый изменник взбунтовал против Кейстута гарнизон в Вильне, вызвал из Витебска Ягайлу с его войском и впустил в Вильну.

Тут Ягайло развернулся во всей силе злобного своего характера и совершил жестокую кровавую тризну по своем любимце Войтылле.

Со всем сказанным выше соглашаются в общих чертах все историки единогласно, но расходятся лишь в деталях.

Крашевский (отнюдь, впрочем, не считающийся авторитетом) в поэме своей «Витольдовы битвы» в увлечении ли поэтического творчества или на основании каких-нибудь данных рассказывает, что Ягайло по прибытии в Вильну велел снять с дерева тело любимца своего Войтыллы и торжественно предать сожжению в священной долине Свеняторога (ныне Кафедральная площадь), причем приказал возвести на костер сто юношей из числа преданнвых Кейстуту, а пред костром обезглавить сто старцев и колесовать Видымунда, дядю Бируты.

Затем, пользуясь отсутствием дяди, напал на княжество Трокское и вынудил Витовда с матерью бежать в Гродну. Когда же Кейстут возвратился и, соединясь с сыном своим, пошел на Вильну, то встретил Ягайлу уже в союзе с меченосцами. Когда две армии сошлись, Ягайло не хотел начинать битвы, но стал звать Кейстута и Витовда в свой стан для переговоров о вечном мире и согласии. Прямодушные герои отец и сын, обманутые клятвами братьев Ягайлы, которые и остались заложниками в стане Кейстута, отправились в неприятельский лагерь; но там были изменнически схвачены, обезоружены и в тяжких оковах отправлены в разные замки. Кейстут был послан в тюрьму в Крево, то самое, которое великодушный Кейстут дал ему в удел по свержении с виленского трона.

В тюрьме этой через пять дней Кейстут был найден удавленным.

Русские летописи говорят об этом кратко.

Софийский временник (в виленском издании Даниловича 1827 года, с. 198): «В то же лето 6888 (1880) бысть мятеж (?) велик в Литве и убиша великого князя Кестутия Гедиминовича».

Летописец великих князей литовских (изд. то же, с. 58):

«И тамо во Креве пятой ноици князя великого Кестутия удавили коморникы князя великого Ягайлы: Прокша, што воду давал ему, а были иныи: Мостев брат (?), а Кучиок, а Лисица Жибентай».

Эта летопись сохранила нам имена убийц Кейстута, но произвольно ли они убили его из опасения побега и ответственности за то собственными головами или же по повелению Ягайлы – не объясняет. Между тем стража в оправдание свое показала, будто князь удавился сам.

Карл Шайноха, этот добросовестный историк Литвы, в сочинении своем «Ядвига и Ягайло» (перев. Кеневича. СПб., 1880. С. 353) приводит ряд писателей, взаимно противоречащих себе в этом темном деле. Вот что говорит он:

«Жена умершего богатыря (Кейстута), прежняя языческая жрица (Бирута), теперь более чем 60-летняя старуха, была в это самое время утоплена» (Виганд. Racz, 274. Слова Витольда у Бачка Annal. des Koenigs. Pr. Voigt Hist. Pr. Y. 372. Там же Handlung Wieder Polen.).

«Столь решительное свидетельство опровергает Нарбутта (V. 301, 302), который удлиняет жизнь старой княгини еще на 34 года. Между тем тот же Виганд, свидетельствующий об утоплении Бируты, говорит на с. 388: «…никто на свете не знает, каким образом Кейстута окончил жизнь».

Ниже увидим, что Нарбутт в этом случае прав и что Виганд относительно смерти княгини Бируты сильно ошибался.

Шайноха продолжает:

«Liedenblat Jahrbücher (с. 50) говорит о самоубийстве Кейстута. Меченосцы, называвшие Ягайлу «бешеной собакой», не смели явно обвинять его в смерти Кейстута» (Alte Preuss. Chron. Der Bosehant. Voigt Hist. Pr. V., 502). Витольд выразился только, что Ягайло «погубил» его отца.

Нарбутт не знал вовсе Виганда, изданного несколько лет спустя после выхода его сочинения (История литовского народа). Но Виганд как современник и, может быть даже, личный свидетель (?) имеет преимущество пред русскими хрониками (?).

Длугош соединил Виганда с русскими сказаниями; но, руководимый больше народностью (?), нежели историческою критикою, он дал первенство русским источникам (!).

Нарушевич последовал Длугошу. «Не зная, что случилось в кревской тюрьме, – пишет он, – Ягелло послал брата своего Скиргайла с поручением к Кейстуту. Скиргайло, желая говорить с дядей, нашел его мертвым. Ему ничего не оставалось делать, как отправить тело в Вильну, чтобы там отдать последнюю почесть. Ягелло и сестра его Мария, вдова Войтыллы, позволяли себе не верить добровольной смерти старого князя» (Voigt. Hist. Preuss. V., 371, 372).

Едва ли справедливо Шайноха верит больше Виганду, нежели Длугошу, Нарушевичу и русским источникам. У Виганда одно только справедливо, что «никто на свете не знает, каким образом Кейстут окончил жизнь. Если родной сын Кейстута не обвинял Ягайлу в убийстве отца своего, то какое же право имели обвинять его меченосцы? Ниже увидим, что могли быть и другие причины молчания меченосцев, тогдашних союзников Ягайлы. Сын же действительно мог не знать, каким образом погиб его отец, потому что содержался с ним в разных тюрьмах. Витольд не мог допустить