Одеваюсь, выскальзываю из квартиры. Выхожу из подъезда и замираю с улыбкой. Ночью прошел дождь, на асфальте лужи, а в лужах — небо, нежное солнце и кусочки дома, в котором на двадцать шестом этаже спит Мэтт. Ветер ласково треплет волосы. Прохожие кажутся счастливыми, будто отзеркаливают мое состояние.

Я оглядываюсь, вспоминая, где здесь ближайший магазин, и направляюсь к нему. Мне бы хотелось приготовить на завтрак драники, подразнить национальной кухней, но их неудобно есть в постели. Поэтому… круассаны с авокадо и лососем? По крайней мере, их рекомендует гугл.

Круассаны покупаю на обратном пути, в пекарне. Улыбчивый продавец заворачивает их, еще горячих, в бумажный пакет.

Тихонечко возвращаюсь в квартиру. Бесшумно закрываю дверь, оборачиваюсь… и вижу Мэтта. Он уже в брюках и тенниске, стоит передо мной с кружкой кофе — замер в той позе, в которой меня увидел. У него взволнованный вид.

— Вероника… — Мэтт отставляет кружку на полку, обнимает меня и не сразу выпускает.

Я стою, зажатая его крепкими руками, и боюсь пошевелиться — настолько меня ошеломляет его порыв. Он действительно меня ждал? Вот так сильно?..

Мэтт отпускает меня, забирает бумажный пакет и вытаскивает оттуда круассан. Ванильно-сливочный аромат тотчас же наполняет коридор.

— Я думал, ты сбежала. — Он надкусывает булочку, и на его лице появляется выражение такого наслаждения, что я даже не протестую. Тем более, что завтрак в постель отменился. — Вкусно! — Он возвращает круассан в пакет и делает еще глоток кофе. — Я в офис. Если захочешь прогуляться, не забывай ключи. И, пожалуйста, включи звук на телефоне.

Он целует меня в лоб и уходит. Такой деловой, сосредоточенный.

Догоняю его у лифта.

— Я тоже приду на работу.

— Это не обязательно. Директор тебя отпускает.

— Директор превышает служебные полномочия, — с насмешкой отвечаю я.

И почему-то именно это привлекает его внимание. Мэтт подходит ко мне и целует так страстно, словно мы в его спальне, а не на лестничной клетке.

— Приходи, если хочешь, — говорит он мне на ухо, когда двери лифта уже открылись. — Но не обещаю, что буду держать себя в руках.

Он заходит в лифт за секунду до того, как двери закрываются.

Мэтт уезжает, а я остаюсь, растревоженная поцелуем и таким заманчивым предостережением. План, чем заняться дальше, рождается тотчас же.

Еду в магазин, покупаю новое платье, туфли на высоком каблуке и косметику. Мой образ можно назвать деловым, но с большой натяжкой. Платье сдержанного кремового оттенка, длина до колен. Вырез сбоку на нем почти не заметен, но при ходьбе оно распахивается до середины бедра, а глубина декольте легко меняется с помощью неприметной пуговки.

Перевоплощаюсь и вплываю в офис королевой, еще и солнцезащитные очки снимаю только в последний момент — для полноты образа.

Девчонки в шоке, Коза и вовсе говорит, что сначала меня не узнала.

— Ты что, влюбилась? — спрашивает Ирина Васильевна и почти попадает в точку. Просто дело не только во влюбленности. У шикарного мужчины должна быть шикарная женщина.

Мэтт замечает меня не сразу. Стоит, присев на край стола, разговаривает с кем-то по телефону и методично бросает теннисный мячик в стену. Потом завершает разговор, возвращается на свое место и перед тем, как сесть, бросает взгляд на офис. И видит меня. В первое мгновение его взгляд ничего не выражает, потом в нем появляется узнавание. А потом — удивление и, мне кажется, восхищение, хотя с такого расстояния толком не разобрать.

Мэтт опирается ладонями о стол и смотрит, смотрит на меня, пока я невпопад отвечаю на вопросы коллег. Затем манит меня указательным пальцем.

— Вам кофе, Матвей Игнатович? — выкрикиваю я.

Не сразу, но, сжав губы, он сдержанно кивает.

Готовлю ему кофе в поллитровой кружке с надписью «Босс», хотя у него давно уже есть своя.

Перед его кабинетом незаметно расстегиваю пуговицу, углубляя декольте.

Мэтт сидит ко мне вполоборота, вертит в руках теннисный мячик.

— Закройте дверь, Вероника Витальевна.

Его голос звучит строго, холодно, как в начале нашего знакомства, но теперь я знаю, что за ним скрывается, и эта игра меня волнует. Не наделать бы глупостей… Я прикрываю дверь, оставив для безопасности щель.

Мэтт смотрит на меня с прищуром, но никак не комментирует вольность.

— Снова эта кружка? Вы все же намерены спровоцировать остановку моего сердца. Хотя знаете и более гуманные способы.

Не хочу даже думать, о чем он. Это точно что-то неприличное. Что-то из того, что происходит между нами, когда двери плотно закрыты.

Воображение тотчас же рисует нас на кровати. Мы двигаемся в одном ритме, наши пальцы переплетены… Стоп! Пожалуйста, стоп!

Ставлю кружку на стол. Мэтт тянется к ней — и наши пальцы соприкасаются. Мэтт переплетает их. Как только что в моем воображении… Кажется, я раскалена, словно утюг. Меня потряхивает от внутренней борьбы, от необходимости держать себя в руках. И сама же это затеяла…

Мэтт пододвигает стул к своему креслу и кивает мне.

— Садитесь, надо обсудить одну рукопись. Планирую ее к публикации.

Сажусь.

Его ладонь тотчас же оказывается на моем обнаженном колене. Пытаюсь ее сдвинуть, но где уж там.

— Не стоит так делать, Вероника Витальевна, — говорит он словно между делом, листая страницы лежащей перед ним рукописи.

Потом наклоняется в мою сторону — тянется за папкой. На доли секунды расстояние между нашими лицами сокращается до считанных миллиметров. Я прикрываю глаза — и от этого его будоражащий запах чувствуется еще отчетливее.

— Поехали домой… — Его шепот задевает пряди моих волос возле уха. Их невесомое прикосновение отзывается в солнечном сплетении. — Вер-роника, поехали…

Надеюсь, мой стон прозвучал только в воображении.

Я медленно качаю головой.

Мэтт наконец дотягивается до папки и возвращается на свое место.

— Ну как знаешь, — говорит он так, будто решил оставить меня в покое, но не успеваю я выдохнуть, как его ладонь слегка раздвигает мне ноги.

Я откидываюсь на спинку стула.

Потом спохватываюсь и выпрямляюсь.