преимуществом в этой игре. Теперь это одна эрогенная зона, чувствительная даже ко взгляду Мэтта, что уж говорить о перышке, которое совершает путешествие по ложбинке шеи…

Я пытаюсь сделать шаг к столу, чтобы поставить на него бокалы, но Мэтт тотчас же оказывается передо мной.

— Не получится, крошка.

Поставить бокалы на ковер не могу — опрокинутся, все выльется на это пушистое золото. Но я могу выпить! Делаю глоток побольше — пузырьки с фруктовым ароматом ударяют в нос и сразу в голову. Быстро не получится…

— Умница, девочка, ты все сильнее запутываешься в моей паутине… — зловещим шепотом говорит мне на ухо Мэтт и с хитрой улыбкой отпивает из второго бокала.

— Когда ты все это придумал?!

— Пока ты пряталась от меня в ванной.

— А перышко откуда?

— Из декоративной подушки. Продолжим?

Он развязывает тесемки фартука и медленно тянет его вверх, будто бы помогает снять. Но не тут-то было. Фартук скользит по моему телу вверх-вниз. Грубый прохладный лен — по чувствительной коже, по нежным соскам. Они тотчас же затвердевают, и от этого ощущения только усиливаются.

Какая сладкая пытка!..

— Все, Мэтт, все… — сквозь стоны произношу я, уже не понимая, что имею в виду.

— Нет, моя девочка… Все будет, когда ты захочешь меня поцеловать, когда сама остановишь эту игру. — И он снимает с меня фартук.

Мэтт водит перышком по моему телу, то касается живота и груди, то скользит выше, ласкает скулы, губы, мочку уха. Я невольно тянусь за перышком, за этой невесомой лаской. Но прикосновение обрывается…

Мэтт опускается на одно колено. Я знаю, что он задумал, и мой стон звучит еще до того, как перышко касается ложбинки между ног под завитками волос. Слышу в ответ сдавленный стон Мэтта.

Перышко танцует, гладит, щекочет, вызывая теплые волны в животе, с каждым разом все сильнее. Наигравшись вдоволь, Мэтт ведет перышком по бедру, оставляя на коже влажный след. Боже… невероятно… мучительно все это чувствовать.

— Мэтт… — то ли вслух, то ли про себя произношу я.

Он поднимается с колена. Смачивает в бокале кончик перышка и проводит по моим губам.

— Ну что, поцелуешь меня?..

Я уже сдалась, просто «да» выдохнуть тяжело.

— …Или мне снова опуститься на колено?

Я тянусь к губам Мэтта, и в тот же миг Мэтт тоже тянется ко мне. Наши стоны во время поцелуя звучат в унисон.

Мэтт обхватывает мою голову руками, углубляет поцелуй. Это чувственно так, что бокалы выскальзывают из рук. Подмечаю это краешком мысли и тотчас же забываю.

Мэтт подхватывает меня под бедра — я обвиваю его ногами — и несет в спальню. Опускает на кровать.

Подушечками пальцев рисует по коже узоры, ловит губами дорожки мурашек, которые разбегаются от его прикосновений.

Ощущения затапливают, скручивают во мне спирали удовольствия настолько сильные, что забываю дышать, и тогда Мэтт целует меня в губы, долгими, чувственными поцелуями — будто передышка перед новой волной острого, взрывающегося мозг удовольствия.

— Я больше не могу… — сквозь стон произношу я.

— Все ты можешь, — улыбается Мэтт, не прекращая эту сладкую пытку.

Он пристраивается между моих бедер и входит в меня сильно, резко, аж перехватывает дыхание. Не успеваю прийти в себя, как он продолжает двигаться, увеличивая и темп, и напор. Еще… еще… и я взрываюсь от наслаждения, кричу, выгибаюсь дугой, в глазах слезы. Мэтт собирает их губами.

— А вот это оргазм, моя девочка, — ласково говорит он и — о боже! — продолжает двигаться во мне.

Я больше не смогу, я просто умру от этого удовольствия… Но Мэтт вскоре сам со стоном замирает.

Я крепко его обнимаю. Кажется, мы сплавляемся воедино.

Лежу с закрытыми глазами, вслушиваюсь в сбитое дыхание Мэтта. Комната чуть покачивается. Как же хорошо… Может, люди и приходят на этот свет — чтобы испытать такое…

— Ты коснулся меня на долю секунды раньше, — нежно шепчу я.

— У-у, — раздается глухой звук у моей шеи.

Задумываюсь.

— Тогда никто не загадывает.

Мэтт поднимается надо мной, опираясь на локти. Пристально, лукаво смотрит в глаза.

— Нет, крошка. Тогда загадывает каждый.

Мне так хорошо, что даже в голову не приходит сопротивляться.

Пусть мы просто застынем в этом моменте, как бабочки в янтаре. Я и Мэтт. И больше никого, никогда.

Глава 28

Я просыпаюсь от утреннего солнечного света. Он настолько яркий, что будит даже сквозь закрытые веки. Открываю глаза и улыбаюсь.

Я в квартире Мэтта. В его постели. После сумасшедшей, горячей, невероятной ночи с ним.

Осторожно оглядываюсь. Он разлегся почти на всю кровать, отвернулся к стене — солнце ему нипочем.

Переворачиваюсь на бок и, опираясь о локоть, любуюсь Мэттом, разглядываю каждую его родинку. На шее — тонкий след от цепочки. Волосы на затылке коротко подстрижены, так хочется провести по ним подушечками пальцев, ощутить щекотку…

Мэтт поворачивается. Не просыпаясь, ловит рукой воздух надо мной — едва успеваю отпрянуть. Нет уж, у меня другие планы, мой любимый мужчина.

Тихонечко встаю, потягиваюсь. Какая же я голодная! И Мэтт наверняка захочет есть, когда проснется. Мы же вчера так и не приготовили паэлью. Устрою ему сюрприз — завтрак в постель. Как раз хотела описать такую сцену в книге.

Быстренько принимаю душ, накидываю рубашку, которая так и осталась лежать на полу на кухне. Достаю телефон из сумочки — мама не звонила, ну и прекрасно, я тоже не буду — и отключаю звук. Вставляю уши в наушники, включаю Dean Brody «Upside Down» — легкая приятная музыка, которая обещает, что сегодня будет еще один потрясающий день.

Открываю холодильник. Пусто. Если не считать пары банок пива, упаковки морепродуктов и горсть помидоров черри в овощном отсеке.

Открываю морозильник — там только кубики льда для коктейлей и зеленый горошек.

Вынимаю наушники. Теперь музыка звучит тихо и глухо.