безосновательная уверенность, что все будет хорошо.

«Как же правила, которые надо выполнять?» — хочу спросить я, но Мэтт меня опережает.

— Позавтракаешь со мной?

— А как же дела?..

— Чем дальше я уходил от тебя, тем очевиднее становилось, что звонок — это просто звонок. Потом я увидел, какая у отеля терраса, и это стало последней каплей. Так что, позавтракаем?

Мэтт… Да я на любое твое предложение согласилась бы: полететь на другую планету, ограбить банк. Но просто отвечаю: «Конечно».

Он берет меня за руку, и я послушно следую за ним. Чувствую себя, как в невесомости. Это от того, что я наполнена радостью, будто шарик гелием, — еще чуть-чуть и взлечу.

Терраса находится за отелем, во дворе. Она на одном уровне с залом, в котором мы пировали, но поняла я это только по черному роялю. Вчера это было мрачное, даже злачное, место, а сейчас дверь из зала на террасу распахнута, тяжелые шторы убраны, и все помещение, даже сцена, залиты солнцем. На яркий свет тяжело ложатся широкие тени рам и мельтешат кружевные тени кленовых ветвей.

Под сенью деревьев на террасе стоят маленькие круглые столики, накрытые белыми скатертями. На каждом — фарфоровая вазочка с кустовой розой. Из звуков здесь только шелест листвы, журчание фонтана и тихий разговор молодой пары за дальним столиком.

Я понимаю, почему эта терраса заставила Мэтта вернуться.

Он пододвигает мне стул с резной спинкой, садится напротив меня и надевает солнцезащитные очки.

— Кофе или шампанское?

— И то, и другое, — уверенно отвечаю я, млея от собственной дерзости.

— Отличный выбор!

Из отеля выпархивает официант. Принимает у нас заказ, к которому я добавляю овсянку с голубикой, а Мэтт — английский завтрак.

— Этим утром я как никогда оценил Минск. Здесь тихо. — Он машинально прикладывает пальцы к виску.

Так хочется сесть рядом с ним и прикоснуться к его виску губами. Вдруг поможет? Но остаюсь сидеть на стуле. Не уверена, что Мэтту нужны такие нежности.

— Голова болит? Попросить таблетку?

— Я сам.

На террасе ни одного официанта, Мэтт уходит. Я провожаю его взглядом — и снова замечаю рояль. Словно наяву вижу, как на нем играет вчерашний Мэтт: пальцы перебирают клавиши, отскакивают от них, ласкают.

Ласкают…

Я включаю телефон — получаю новую порцию уведомлений о пропущенных звонках и сообщениях от мамы — и начинаю строчить в заметках.

Как все уместить?.. Не забыть?.. Передать?.. Но пишется легко, на одном дыхании.

Пропускаю момент, когда Мэтт оказывается рядом.

— Что ты так увлеченно строчишь? — с любопытством спрашивает он.

— Описываю, что Мэтт вытворяет с героиней в номере после встречи с друзьями, — отвечаю я, не прерывая занятия. У меня черный пояс по умению абстрагироваться во время писательства. Особенно, когда дует ветер вдохновения — вот как сейчас.

Мэтт не уходит. Стоит за моей спиной, опираясь о спинку кресла, читает.

— О, я помню того очкастого в лифте. Правда, смутно…

Не реагирую. Читает дальше.

Затылком чувствую — что-то не то.

Мэтт прочищает горло.

— Слушай… Герой твоего романа, конечно, мог не знать, что его избранница девственница — она же девочка взрослая. Да и мужики в целом такие — дальше своего носа не видят. Но переспать с девушкой по пьяни… Не на трезвую голову, не так, чтобы насладиться каждым мгновением…. Как-то Мэтт в этой сцене выглядит не очень.

Слышу в конце фразы едва заметный вопрос.

Улыбаюсь. Мэтта мучает совесть? Это так мило!

— Во-первых, героиня хоть и девственница, но «нет» сказать могла бы — если бы не хотела. Во-вторых, Мэтт накатил столько виски вперемешку с шампанским, что у него совсем тормоза слетели — он же давно хотел… — подбираю литературное слово, — близости с героиней. В-третьих, он остановился, когда узнал, что у нее это в первый раз. Он остановился — не смотря на желание, алкоголь и полное согласие героини. Это самое важное.

Мэтт разворачивает меня к себе. Нависает надо мной.

— А то, что он сразу отрубился? Хотя его любимая женщина была рядом.

От слова «любимая» у меня словно ветер проскальзывает по солнечному сплетению. Усилием воли беру себя в руки.

— Странно, что от такой дозы алкоголя он не отрубился раньше. Только на одном желании и держался, надо полагать.

Мэтт приподнимает пальцами мой подбородок. Серьезно смотрит в глаза, между бровей — морщинка.

— Ты действительно так считаешь?

Киваю.

— К тому же я реабилитирую его в следующей сцене. В той, что происходит утром.

Мэтт улыбается. Возвращается на свой стул.

— Я мог бы и догадаться про первый раз, но меня сбило с толку то, что ты пишешь эротику.

— Ну и что? Я могу написать, что у героини дети, но у меня их же нет. — Выключаю телефон и прячу его в сумку.

— Логично.

Официант приносит таблетку и наш завтрак. Разливает воду и шампанское по бокалам. Мы чокаемся, я смело делаю глоток, Мэтт пригубливает.

— Ты моя первая девушка, — говорит он и у меня ложка с кашей замирает в руке. — Первая девушка, у которой я первый мужчина, — уточняет Мэтт.

Щеки стремительно теплеют. Машинально облизываю губы, запиваю смущение глотком шампанского.

— А я думала, ты уже со счету сбился, — произношу как можно безразличнее.

Мэтт делает глубокий вдох. Был бы рядом, обнял меня, я чувствую.

— Потому что я не был готов становиться чьим-то первым мужчиной. Вдруг еще привяжутся ко мне, а потом разгребай.

— А почему передумал сейчас? — ковыряю ложкой в каше — надо же куда-то деть взгляд.

— Потому что теперь я надеюсь, — Мэтт выделяет интонацией последнее слово, — что ты ко мне привяжешься. А еще потому, что постоянно смотреть на тебя, желать тебя и не получать — это как поджариваться на медленном огне.

Сглатываю комок в горле. Я словно влюбляюсь в Мэтта еще больше…

Какое-то время мы