Улица такая тихая, безлюдная, будто это и в самом деле средневековый замок. Полная белая луна цепляется за крыши домов, касается холодным светом кромки редких облаков. За деревьями поблескивает река.

Откупориваю бутылку и машинально делаю несколько глотков. Хорошо, что я весь вечер цедила воду — в голове почти ясно. Но все равно не могу понять, что я чувствую. Мне не плохо, но как-то пресно на душе. Когда я ночью сижу дома на подоконнике, во мне тотчас же начинают рождаться образы, а сейчас — пусто.

Если бы между мной и Мэттом все случилось, сейчас он бы так же дрых на кровати, а я сидела бы на подоконнике, и мне тоже было бы пресно. Точно не то состояние, которое я мечтала испытать после первой близости с мужчиной. Так что все к лучшему.

Допиваю бутылку и оставляю ее на подоконнике.

Сейчас, вероятно, мне надо уйти. У нас с Мэттом уже было неловкое утро после сцены в ванной, достаточно.

На ощупь нахожу сумочку возле двери, надеваю туфли и оглядываюсь. Мэтт ворочается во сне, устраивается на боку и снова затихает. Подговариваю себя побыстрее улизнуть из номера, а сама при этом разуваюсь и на цыпочках подкрадываюсь к кровати. Ложусь рядом с Мэттом, повторяя изгибы его тела, но не касаясь их. И на миг мне кажется — я словно по-настоящему проживаю этот момент — что это наша с Мэттом обычная ночь. Мы вместе, и засыпаем рядом. Это так приятно…

Я просыпаюсь от тяжести его руки, переброшенной через мою грудь.

Лежу, почти не дышу.

Я уснула рядом с Мэттом. Да блин…

Уйти ночью — хороший был план! Черт знает, в каком настроении Мэтт проснется. Каким вообще он теперь будет? Властным директором издательства или безбашенным музыкантом? А может, я увижу его с какой-нибудь третьей стороны — Мэтт-с-похмелья, — и мне это совсем не понравится? Да и как нам вообще теперь общаться? Нужно уходить.

Но так хочется до него дотронуться! Уткнуться носом в плечо…

Нет уж.

Очень, очень осторожно, как в игре «Дженга», снимаю с себя его руку, перекладываю на кровать. Спит, даже не шелохнулся.

Какое-то время сижу и смотрю на него. Сложно отвести взгляд, он словно намагничен. Неужели я действительно влюбилась? Впервые в своей жизни. Вот так, по-настоящему…

Силой воли заставляю себя подняться с кровати, оборачиваюсь — и вижу свое отражение в зеркале.

О-о-о-о…

Помятая, с гнездом спутанных волос, темными кругами под глазами от осыпавшейся туши. Медленно, тяжело выдыхаю. Беззвучно беру из шкафа гостиничные тапочки и белоснежный халат и выскальзываю в ванную.

Как непривычно, когда все не свое… Зато здесь есть даже крохотный тюбик зубной пасты.

Чищу зубы, ватной подушечкой вытираю круги под глазами, затем раздеваюсь и захожу в душевую кабину. Все такое красивое, чистое, блестящее! Включаю тропический душ, и на меня обрушивается теплый, ласковый водопад. Я подставляю под него лицо, улыбаюсь… И сквозь шум улавливаю, как открывается дверь ванной. Потом открывается дверь душевой.

Я машинально прикрываю грудь ладонями.

Передо мной появляется Мэтт. Из одежды на нем — только тонкая золотая цепочка с крестиком.

Мэтт смотрит на меня пристально, без улыбки. Не могу понять, что означает его взгляд.

Хочу сказать: «Доброе утро», но горло словно сковало от волнения. Смотрю на Мэтта во все глаза, как на привидение.

Он входит в душевую кабину, закрывает за собой дверь.

Оглядывает меня с ног до головы, затем делает шаг под душ, оттесняя меня к стене, и подставляет лицо под струи воды. Фыркает, трясет волосами, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь.

Мэтт протягивает ко мне руку — я невольно вжимаюсь в холодную стену, но он только берет с полки гель для душа, вспенивает его на ладонях, моется, глядя мне в глаза. Такие простые, привычные для него движения. Будто он постоянно принимает душ передо мной. Это будоражит.

Потом он намыливает волосы и закрывает глаза, чтобы не попал шампунь, и тогда я опускаю взгляд. Любуюсь его красивым телом, налитыми мышцами, кубиками на животе, по которым стекает пена… и стыдливо поднимаю голову — вдруг он на меня смотрит?

Так и есть. Едва заметная улыбка на губах и во взгляде. Улыбаюсь ему в ответ. Сердце бьется быстрее, щеки теплеют. Мне все еще страшно до дрожи в коленях, но куда сильнее становится жажда его близости.

Медленно опускаю руки.

Впервые в жизни я стою обнаженной перед мужчиной. От волнения облизываю губу.

Мэтт тотчас же замечает это.

Ой!..

Смотрит на губы, потом мне в глаза. Его взгляд становится хищным, плотоядным.

Он снова вспенивает гель в ладонях, потом резко разворачивает меня к себе спиной. Обнимает сзади, прижимая к себе, ласкает пенными руками мои бедра, живот, грудь. Прикрываю глаза и закидываю руки ему за шею, открываясь перед ним. Мэтт целует меня в скулу, в уголок губ, прикусывает плечо. Мурашки разбегаются по телу под его ладонями, сладко ноет внизу живота. Душевая кабина наполняется моими стонами.

Мэтт поворачивает меня к себе лицом, и мы жарко целуемся, пока теплый душ смывает с нас пену.

Затем Мэтт выключает воду, укутывает меня в халат и подхватывает на руки.

Опускает на кровать, в облако белого одеяла.

Он ложится сбоку от меня, прижимается животом к моему горячему бедру.

— Ты хочешь этого? — спрашивает Мэтт.

— Очень… — едва слышно отвечаю я, а сердце неистово колотится, будто вот-вот выпрыгнет.

Сейчас все происходит не так, как ночью, когда спонтанно, быстро, с шампанским в голове, и даже мгновения нет подумать. Теперь я могу прочувствовать каждую секунду нашей близости. Эта неспешность будто накаляет нервы. Кажется, ощущения усилены во множество раз.

Мэтт нависает надо мной, целует в губы, и я выдыхаю стон — настолько это чувственно. В его прикосновениях столько нежности и сдерживаемой страсти, что заводит только одно осознание этого.

Мэтт опускается ниже, целует шею, ключицы, обхватывает губами твердый от возбуждения сосок. Меня едва