После этого образовалась настоящая давка. Люди принялись перекрикивать друг друга в попытке задать Люцилле вопрос. Мадам де Мартьер с неподдельной сердечностью раздавала советы: «Сегодня же отвезите супругу в больницу, преждевременно начнутся роды»; «Не соглашайтесь на ту сделку, вас хотят обмануть»; «Идите в экономисты, у вас будет большое будущее».

От чужого триумфа Хелене становилось больнее с каждой секундой. Восхищение, зависть, страх и всепоглощающее бессилие – все эти чувства перемежались в груди, поочередно заслоняя друг друга. У девушки не хватало сил выдавить из себя хоть слово. Мадам де Мартьер сейчас была той, кем Хелена стать так и не смогла. Вместо абстрактных бессмысленных фраз та говорила о реальных датах и именах. Еще никогда Хелена не чувствовала себя столь униженной.

Лицо ее уже было мокрым и горячим от слез. Не пытаясь их скрыть, она выскочила из-за стола и принялась пробираться к выходу. Ее остановил отец.

– Хелена, я тебя не узнаю! Что ты сейчас устраиваешь?

Тон у отца был раздраженный, а брови – сердито сдвинуты к переносице. Нервозность и злость его были скорее от растерянности, однако Хелена этого не знала.

– Она заняла мое место!

В конце фразы у нее сорвался голос. Давясь слезами, Хелена выбежала на улицу. Месье де Фредёр не сдвинулся с места, обескураженно смотря то на дочь, то на свояченицу. Но постепенно толпа заслонила обеих.

* * *

Хелена брела по бульвару и иногда смахивала слезы платком. По выходе из кафе первым желанием ее было броситься поперек аллей и улиц к жилым кварталам, дабы укрыться среди домов и дать чувствам волю. Но она быстро себя осадила – слишком велик был риск потеряться в незнакомой части столицы. К тому же в глубине души она жаждала, что ее догонят с извинениями.

Шаг ее оставался неспешным. Но, в отличие от прохожих, она не любовалась видами, а, скорее, плелась, глядя под ноги. Продолжалось это до тех пор, пока лицом Хелена не уткнулась в огромный бумажный пакет. Едва не споткнувшись, мадемуазель де Фредёр подняла голову.

– А, мадемуазель гадалка, кажется? Добрый вечер, не ожидал.

Перед ней стоял месье Реверди с упаковкой, откуда выглядывали художественные инструменты, вроде палитры и кисточек внушительного размера. На лице мужчины, как и при первой встрече, читалось равнодушие ко всему вокруг, но теперь Ив выглядел также слегка болезненным и раздраженным. Вид его совершенно к беседе не располагал, и, будь у девушки больше чуткости, она сослалась бы на дела и двинулась дальше. Но Хелена при виде истинно красивого в ее понимании господина совсем потерялась. Бегая глазами от лица Ива к его пакету, затем туфлям и обратно, она завела неуверенный и весьма неуклюжий разговор:

– Я Хелена де Фредёр, месье, очень рада вас видеть… – Она заглянула месье Реверди за спину, там никого не было. – Вы, кажется, сегодня одни? Как месье Вудвилл?

– Как и многие представители салонного Парижа, Дуэйн ведет ночной образ жизни. При отсутствии дел я бы и сам не выходил сегодня из дома.

– Я была бы рада увидеться и с месье Вудвиллом… и с вами тоже, но при других обстоятельствах. Вечер у Жанны тогда закончился… – Она невольно сглотнула. – Ужасно.

– Ах, вы про тот труп на площади?

Хелена заметно поежилась, вспоминая кошмарную сцену. Ив, цокнув языком, продолжил, не дожидаясь ответа.

– Не согласен с вами, мадемуазель. Пик человеческой красоты наступает в момент его смерти. То тело с площади тоже по-своему эстетично.

«Он наверняка возбуждался при виде разбрызганных по плитке мозгов».

– Только не сейчас…

Голос ее прозвучал глухо. Хелена испуганно уставилась на Ива, прижимая ладони к вискам.

«Я смогу взять себя в руки. Пожалуйста, только не сейчас».

– Что‑то не так, мадемуазель?

– Знаете, я не очень хочу об этом говорить… – Хелена попятилась. Лицо собеседника стало ее пугать.

«Никогда не знаешь, кто из твоего окружения может оказаться убийцей, не так ли?»

Кровь начала пульсировать. Воздух опять зазвенел, мир вокруг резко расплылся. Тело будто обмякло и не могло больше удерживать на весу собственную голову. Хелена испугалась, что может вот-вот рухнуть на землю, и тогда заглушить шум в ушах уже не получится.

«Разве не чувствуешь трупный запах от его одежды?»

– Почему же? Вам страшно говорить о смерти или разговаривать со мной?

Кажется, внезапный испуг он принял на свой счет. Тем страннее было видеть, как довольная улыбка расползается по его лицу.

– Скажите, м-месье, вы когда‑нибудь сами… убивали?

Ив наклонился к Хелене, едва не прикоснувшись к ее лбу. С азартом в голосе он спросил:

– А вы какого ответа от меня ждете, мадемуазель?

– Мадемуазель!

Сквозь оцепенение Хелена ощутила, как чьи‑то руки легли ей на плечи, а затем оттащили в сторону.

– Я вас обыскался, дорогая. А вас, месье, надеюсь не видеть больше возле своей возлюбленной. Всего доброго.

Хелена послушно сделала несколько шагов в направлении, куда ее тянули, но внезапно опомнилась.

– Эмиль?! Что вы здесь делаете?

Юный Пэти с беспокойством заглядывал девушке в лицо. Со дня их последней встречи он почти не изменился: те же золотистые кудри и сливочного цвета костюм. Но юноша слегка исхудал, отчего глаза его выглядели больше, а взгляд – как‑то тоскливее.

– Вы в порядке, мадемуазель? Вы едва держитесь на ногах!

Они успели отойти от месье Реверди на значительное расстояние, когда Хелена, выдохнув, навалилась на Эмиля всем телом. Тот участливо ее придержал. Хелена была, по правде говоря, рада увидеть старого знакомого, хотя дело обстояло вовсе не в прежних недолгих чувствах к нему.

– Снова меня спасаете. Спасибо, месье.

– Кто этот мужчина? Во время разговора с ним вы казались очень испуганной.

С этими словами юноша обернулся в сторону Ива. Оказалось, он еще не ушел. Художник так и стоял посреди улицы. Когда их с Эмилем взгляды пересеклись, месье Реверди осмотрел их с Хеленой с ног до головы и усмехнулся. После чего развернулся и пошел дальше.

Пэти с недоумением вскинул брови и обернулся к спутнице.

– Он… не волнуйтесь, я его знаю, – выдавила из себя Хелена, чувствуя, как ее ведут в сторону одной из ближайших скамеек. – Просто он напомнил мне об одном очень неприятном случае.

Эмиль бережно усадил девушку, и мадемуазель де Фредёр почувствовала себя лучше: оцепенение и тошнота медленно отпускали ее, а к мыслям наконец возвращалась ясность.

– Вы так и не сказали, как оказались здесь. Очень неожиданно было вас увидеть.

– Почему? – Эмиль,