места не сдвинулся. Стоял он столь близко, что Хелена почувствовала аромат его надушенного костюма. Девушке было неуютно и беспричинно стыдно, и, чтобы скрыть это, она повернулась в сторону сцены.

Пела молодая особа в платье, явно ранее служившем какому‑то театру для «Женитьбы Фигаро». Мадемуазель де Фредёр невольно вслушалась в слова песни.

Ей любовники были, как прежде, верны,

Она сама к их чувствам остыла.

Эта женщина жаждала новой любви,

А прежняя страсть опостыла!

– Отсюда лучше слышно, не находите? – спросил Эмиль, потерявшийся куда сильнее своей спутницы. – Я сейчас понял, мы оказываемся наедине лишь в кромешной темноте. Это так странно…

– Почему же? – не поворачиваясь, спросила Хелена.

Опустив голову, Эмиль издал смущенный смешок. Девушка почувствовала, как он с осторожностью дотронулся до ее кисти.

– Вы удивительная, но я совершенно не понимаю ваших чувств. – Эмиль сжал ладони Хелены в своих. – А когда я не вижу вашего лица, и шанса на то не остается.

– А вы так хотите знать, что я чувствую?

– Очень хочу.

Хелена наконец повернулась. Лицо Эмиля – в дюймах от ее собственного. Мадемуазель де Фредёр ощутила дыхание юноши, запах его волос, его сбивчивый пульс.

– Мне сейчас страшнее, чем когда я с третьего этажа выпрыгнул. – прошептал он Хелене у самого ее уха. – Я ведь… я не знаю, как сейчас нужно себя вести.

Хелена щурилась, выискивая веснушки на его лице, пока в мыслях проносились дни их встреч, коих было немного.

И каждый отвергнутый со скорбью в душе

И чем детальнее она воссоздавала в голове образы, тем лучше понимала…

О том, что сердце его уж не ценится,

…что видеть этого человека в своей жизни она никогда более не хочет. И потому, когда Эмиль хотел накрыть ее губы своими, Хелена его оттолкнула.

Вздыхал: «Увы, я не смогу никогда обладать…

– Оставьте!

Тем странным, что случай понять не представится» [52].

Опешив, юноша с трудом удержался на ногах и с немым вопросом посмотрел на мадемуазель де Фредёр.

– Я не хочу делать вид, будто чувствую к вам хоть что‑то. Я признательна, что вы вытащили меня из реки, но вечно ходить с этой благодарностью я не могу. – Она развернулась на каблуках и направилась к лестнице. – После случившегося вам меня лучше не провожать. Куда идти, я теперь знаю.

Когда Хелена уже поставила ногу на первую ступеньку, из мрака кулисы донесся тихий потухший голос:

– Мадемуазель, скажите, хотя бы когда‑то у меня был шанс?

Она выдохнула.

– Сейчас я уже понимаю, что нет.

С этими словами девушка грохнула калиткой и вышла.

* * *

Когда Хелена выбежала на площадь, на голову ей сразу упали две крупные капли. Уже совсем скоро вода струилась ручьями по ее волосам и стекала за шиворот платья. Красное закатное солнце пробивалось сквозь тучи. По бульварам «Элизиума» всюду сновали люди, но для мадемуазель де Фредёр фигуры их казались размытыми, словно во сне.

– Хелена! Наконец‑то нашлась!

Будто очнувшись от дремы, девушка подняла взгляд и увидела свою тетю. Люцилла, накинув на голову шаль, едва не бежала ей навстречу. Отец Хелены старательно перешагивал лужи поодаль.

– Где же ты пропадала, моя волшебная? Мы чуть с ума не сошли из-за твоего исчезновения!

– Я испугалась давки и выбежала. А после не могла вспомнить, откуда пришла. – Хелена знала, что в общем‑то не особо отходит от истины.

Подобно племяннице, мадам де Мартьер не обращала на ливень никакого внимания. Осмотрев Хелену с ног до головы, Люцилла вдруг прижала ту к себе.

– Дорогая, я также невероятно рад твоему возвращению, – поддержал ее месье де Фредёр. – К сожалению, я сам в тот момент некоторым образом запаниковал. Однако давайте вернемся в экипаж, я опасаюсь очередной твоей болезни!

После замечания Пласида мадам де Мартьер отстранилась от девушки. Вместо того чтобы присоединиться к мужчине, она схватила под локоть племянницу и потащила ее за собой. Сил оттолкнуть родственницу у Хелены не было, а потому она позволила довести себя до самой кареты.

* * *

Люси встретила хозяев еще в прихожей. Оценив взглядом их промокшую насквозь одежду, она устало выдохнула.

– Надеюсь, месье, вы меня прямо сейчас за тем докторишкой не отправите. В такую погоду мы оба утонем.

– Тогда в этот раз придется обойтись без ученых мужей медицины, – весело отпарировал Пласид. – Не превращайтесь в месье Гобеле, таким старикам, как мы с вами, это не по возрасту. Пусть лучше приготовят горячую ванну, а пока подайте нам коньяку.

Накинув на голову полотенце, Хелена залпом опрокинула поданную рюмку. Алкоголь обжег горло – от неожиданности девушка осела в своем кресле и с трудом сдержала приступ судорожного кашля.

– Прискорбно, что мы промокли во время прогулки, которая столь чудесно начиналась, – задумчиво отметила Люцилла, промакивая свои волосы. – Однако тем приятнее будет сейчас окунуться в горячую ванну.

– И все же, мадам, я бы хотел обсудить произошедшее более детально. – Пласид вернулся в состояние растерянности, в коем пребывал еще в кафе-шантане. – Я форменно сбит с толку, не могли бы вы объясниться?

– Ох, мне искренне жаль, что это стало причиной вашего беспокойства! Право, я этого совсем не хотела!

– Я имел в виду вовсе не собственное расположение духа. Вы говорили с десятками людей об их судьбах, причем, исходя из реакций, в своих изречениях вы демонстрировали определенную меткость. Что стоит понимать под этим?

От данного вопроса Хелена напряглась и даже задержала дыхание. Своей формулировкой Пласид не дал мадам де Мартьер возможности вновь отклониться от темы.

– Пожалуйста, только не отправляйте меня в Сальпетриер [53], я вовсе не лишилась рассудка! – попыталась отшутиться женщина. – На самом же деле, право, мне сложно это объяснить. Стоит мне увидеть человека, как его жизнь проносится перед глазами. И губы тогда говорят за меня то, что он хочет услышать. Я, в сущности, мало это осознаю.

– Исходя из ваших слов, мадам, это имеет сходство с описанием голосов в голове.

– Вы сильно сгущаете краски, месье. Не правда ли, моя волшебная?

От тревоги у Хелены все похолодело внутри. Несколько раз она перевела взгляд с отца на тетю.

В отличие от Люциллы, девушка не считала предположение Пласида «сгущением красок». При попытке вспомнить ее сны, кои она сперва не могла отличить от действительности, мадемуазель де Фредёр цепенела от ужаса. И сейчас она понимала –