Когда он вернулся, свежий, ожидаемо пахнущий яблочным гелем, я уже лениво вылизывала свою тарелку.

– Знаешь, – предложила я, – мы могли бы готовить по очереди, если хочешь.

– Доставать из хранилища, ты хотела сказать, – усмехнулся тот, открывая тяжелую металлическую дверь в стене, выпуская оттуда светлое облако ледяного пара. – Или разогревать? – Достав свою тарелку из подобия гигантской микроволновки, он уселся напротив меня и стал с аппетитом истреблять свою порцию каши.

Вычеркнув очередную строчку из списка занятий на досуге, я без особого энтузиазма в голосе поинтересовалась:

– Так что же мы тогда будем делать целыми днями?

– Есть, – иронично отозвалась ехидная ящерица с полным ртом гречневой каши, – гулять, отдыхать, предаваться праздности. – Я думаю, ты в полной мере заслужила отпуск.

Хм, честно говоря, я надеялась на большее разнообразие.

– И что теперь с моей работой? – Подумалось вслух. Хотя вопрос был скорее риторическим.

– Ты серьезно все еще в это веришь? – С округленными глазами и с полной ложкой каши во рту Ктиаран выглядел весьма забавно. Я улыбнулась. Кти довольно кивнул и соскреб остатки каши со дна металлической тарелки.

***

Рин… Рин… Виринея…

Я пробовала отогнать как муху навязчивый шепот, который становился все громче. Бесполезно помахав рукой на досадный звук, я поняла, что он звучит в моей голове. Смутно знакомый голос повторял мое имя бесконечное количество раз, играя тональностями, будто смакуя каждый вновь произносимый слог. Я лениво поворочалась, с досадой осознав, что выспаться мне в очередной раз не грозит, открыла глаза и с изумлением уставилась на человека, сидевшего на краю моей кровати.

Он выглядел слегка уставшим, с синяками под нездорово блестевшими глазами, но явно был рад тому, что видит. Его пепельные волосы, казалось, отрасли еще больше за те несколько дней, что мы не виделись. Они падали ему на глаза, но он не пытался убрать докучливые пряди. С грустной улыбкой мужчина бережно гладил мое запястье поверх тонкого одеяла, как некое хрупкое сокровище, едва касаясь. Я растеряла все гневные слова, попытавшиеся было сорваться с губ, и мою грудь затопила щемящая жалость. Тело, казалось, внезапно обессилело, чтобы сделать еще хоть одно лишнее движение. Я бы смогла объяснить причину этого явления только поздними последствиями переливания крови. Или вялотекущим шоком? Однако говорить я пока еще могла.

– Как ты меня нашел, Гер?

Он поднял взгляд, и сердце екнуло. В этих глазах не было той пугающей черноты, что портила их цвет в последнее время. Они были прежними, цвета дождливых облаков, сквозь которые изредка пробивалось теплое золотое солнце. Слегка осунувшееся лицо казалось таким родным, что захотелось коснуться, утешить, сказать что-то теплое, что-то, что стерло бы это выражение тоскливой обреченности.

– А как могло быть иначе, – снисходительно улыбнулся он моему сонному недоумению и слегка пожал плечами.

– Как ты могла подумать, что я смогу сделать тебе больно, Рин?

Его печальные серые глаза глядели с легким укором. Слишком широкие для лабораторного труженика плечи, плотно обтянутые черной тканью длинного плаща, мрачно поникли, щедро осыпанные жемчужинами капель растаявшего снега.

– Но ты же врал мне, Гер, постоянно врал, – тихо напомнила я, безрезультатно пытаясь прогнать наваждение.

– Не больше, чем себе, – призрак улыбки скользнул по бледным губам, и моя рука ощутимо нагрелась под его широкой ладонью. На одеяло с темного плаща редко капали бывшие снежинки. И я, к своему замешательству, не смогла найти слов, чтобы возразить.

– Именно поэтому я молчал о многих вещах, которые ты вправе была знать.

Я напряглась, внимательно рассматривая его лицо, полускрытое рассыпавшимися прядями.

– О чем ты?

– О тебе, о твоей настоящей семье, о том, откуда ты на самом деле и где твой дом.

Мои глаза округлились, еле удалось подавить в себе горячее желание вцепиться в него и хорошенько потрясти, чтобы перестал тянуть кота за хвост и выкладывал уже все начистую.

Мужчина легко сжал мое запястье, прощаясь, и бесшумно поднялся.

– Куда? – Я вздрогнула, невольно ощутив резкий прилив сил, и потянулась вслед за удаляющейся фигурой в темном плаще, неловко обронив сиреневую простыню у порога. Мучительная недосказанность не позволила мне оставаться на месте. Ногам нужно было идти, чтобы ощущать возможность движения. Мне совсем не понравилось быть парализованной собственным бессилием. Неужели это и все, для чего он приходил? Хотелось, чтобы он остался, ведь еще столько вопросов, столько недоразумений между нами. Меньше всего я желала остаться врагами, чтобы это чувство висело дамокловым мечом над нами обоими всю оставшуюся жизнь.

Гермиан удалялся, преодолевая пролет за пролетом, и я молча следовала за ним, бесшумно ступая по деревянным ступеням. Возможно, еще удастся задержать его на пороге, ведь чтобы уйти требовалось некоторое количество времени, чтобы открыть дверь, и мне вполне должно было его хватить.

Но ноги постепенно снова переставали слушаться. Я шла словно по эскалатору, движущемуся в обратном направлении.

– Стой, – воскликнула я обескуражено, поняв, что у меня ничего не выйдет. – Подожди! Расскажи мне всё!

Он застыл в пол оборота, и свет из распахнувшейся двери контрастно обрисовал четкий профиль. Я сфокусировала взгляд на его губах, и скорее поняла, чем услышала:

– Прощай, Рин.

Горячие дорожки слез обожгли мое лицо. Я вырвалась из оцепенения, и бросилась к нему, яростно не желая бросать все вот так, со вкусом горького сожаления о незавершенном.

Словно в замедленной съемке я бежала, делая один шаг в три секунды, и только успела протянуть руки, как он исчез, и я схватила лишь пустоту на том месте, где мужчина стоял секунду назад. Бледно сиреневый всполох сработавшего портала мягко истаял у моих босых ног. Опоздала. Не чувствуя морозного ветра, я вышла сквозь овальный проем и огляделась. Секунду помедлила, и резко сорвалась на бег. Горячее чувство решимости стремительно загорелось где-то в районе груди. Я должна догнать его, найти, несмотря не на что. И пускай тогда объяснит мне, расскажет все, что не рассказал, чтобы не осталось больше никаких секретов между нами.

Но не пробежав и нескольких десятков метров, я со страшной силой впечаталась в невидимую стену так, что мое тело должно было отбросить на землю, критично нарушив костную целостность. Но, к собственному изумлению, я к ней прилипла. Она обхватила меня холодными