Поэтому я решил собраться вместе с Дэвоном, Сэмом и Хантером на моем ранчо и устроить коллективное обсуждение, покататься на лошадях и спланировать крах моего заклятого врага.

Бонус: отправившись на ранчо, я окажусь подальше от Персефоны.

Мы выезжали из Бостона на моей машине, когда Дэвон вдруг сказал вслух то, о чем думали и мы с Сэмом.

– Я удивлен, что Хантер согласился провести все выходные вдали от жены. – Он сидел на пассажирском сиденье рядом со мной, а Хантер с Сэмом устроились на заднем.

– Что тут скажешь? Я полон сюрпризов. – Хантер с ухмылкой откинулся на спинку кресла.

– И брехни, – выплюнул Сэм.

– И самомнения, – дерзко ухмыльнулся Дэвон.

Узкую извилистую дорогу покрывал иней такого же цвета, как глаза моей жены.

– Дэв, можешь проверить, нет ли у Килла температуры? – Хантер толкнул спинку его кресла. – Он только что упустил возможность меня опустить, как там говорят у тебя в народе. Это на него непохоже.

– Мало что способно заставить меня прикоснуться к твоему придурочному брату, и ты точно не входишь в этот список, – съязвил Дэвон.

Как только мы припарковались возле ранчо, мои конюхи пулей вылетели из амбара, чтобы помочь нам с чемоданами.

Не обращая внимания на их детскую болтовню, я снял кожаные перчатки и пошел к главному коттеджу. И остановился как вкопанный, когда заметил припаркованный у входа «Порш Кайен» Сейлор. Я смерил брата недобрым взглядом.

Он примирительно выставил ладони.

– В свою защиту скажу, что тебе не стоило мне доверять. Я и один вечер не могу протянуть без интима, что уж говорить про целые выходные. Об этом всем известно.

Сэм на ходу отвесил Хантеру подзатыльник, когда направился ко мне, закинув спортивную сумку на плечо.

Мне было незачем спрашивать у Хантера, распространялось ли его приглашение на подруг его жены и нашу сестру. Эти женщины как сиамские близнецы.

Я был рад, что меня совершенно не волновало, какого Персефона мнения о моих навыках в постели, потому что она непременно поделилась своей итоговой оценкой с подругами.

Не желая лично встречаться со своей женой, я бросил сумку Хантеру и пошел прямиком в конюшни.

Осмотрев лошадей, я накормил их и очистил им шерсть щеткой, а затем стал выводить по одной и чистить им копыта. Я сел на бочку спиной к дому и взялся за дело, так и оставшись в пальто с золотыми запонками с гравировкой в виде буквы «Ф».

В воздухе повеяло холодом, когда я услышал хруст сена под сапогами.

А через мгновение она встала передо мной рядом с лошадью, за которой я ухаживал. На Персефоне было желтое платье, которое гармонировало с цветом ее светлых волос.

Она была похожа на лебедя со своей длинной изящной шеей и покорно склоненной головой.

Я сосредоточил взгляд на лошадином копыте.

– Как его зовут? – Она нежно опустила ладонь ему на спину. Сладкий аромат ее кожи донесся до меня даже сквозь стойкий запах конюшни.

– Вашингтон. – Я взял крюк для очистки копыт и указал им на стойла позади коня. – Остальных негодников зовут Гамильтон, Франклин, Адамс, Джефферсон, Мэдисон и Джей.

– Отцы-основатели. – Персефона неторопливо подошла к стойлам и прислонилась к стене, сложив руки за спиной и наблюдая за мной.

– Поздравляю, ты только что успешно сдала экзамен по истории для третьего класса. – Я похлопал Вашингтона по бедру, давая ему знак поднять вторую ногу.

– Для пятого, – с улыбкой поправила она. Персефона всегда была рада поспорить со мной.

– Я учился за границей, – пробормотал я. Все уроки по американской истории у меня проходили с репетиторами.

– Я знаю, – тихо сказала она. – В отличие от наших детей, которые будут с нами, пока не станут достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно принять решение о том, где хотят учиться.

Ага. Продолжай убеждать себя в этом, милая.

– Только через твой труп, да? – простонал я, вонзая крюк глубже в копыто.

– Нет, – спокойно возразила она. – Через твой.

Я бросил на нее взгляд и снова вернулся к работе.

– Как много лошадей для одного человека, – отметила моя жена. – Они прекрасны, но некоторые уже немолоды на вид. С седыми мордами. Ты катаешься на всех?

– Да. Они все в безупречной форме.

Я бросил крюк, взял щетку и провел ей по копыту Вашингтона.

– Отец дарил мне лошадь каждый год, когда я становился лучшим в классе, начиная со средней школы.

Персефона подошла ко мне.

– Разве не утомительно все время быть идеальным? – Теперь она опустила руку мне на плечо. Все мышцы в моем теле напряглись. Я сосредоточился на работе.

– Что это за вопрос?

– Тот, на который я хочу получить ответ.

– А не скучно быть заурядной?

– Нет, – ответила она без тени обиды в голосе. – Но я вовсе не считаю себя скучной. Думаю, что я именно та, кем должна была вырасти, со всеми моими недостатками. Родители всегда поощряли меня следовать за мечтой, а я всегда мечтала воспитывать детей. Как чужих, так и своих.

– Что ж, а я вкусил противоположное отношение. Все, что касалось моего появления на свет, было тщательно спланировано. Я был первенцем мужского пола, а значит, от меня ожидали полной и абсолютной безупречности во всех аспектах моей жизни. Я знал, что стану наследником рода Фитцпатриков, возглавлю «Королевские трубопроводы» и продолжу родословную. У моей жизни всегда была цель, и все должно быть исключительно превосходно.

– Со мной ты вовсе не безупречен.

– То, что ты наблюдала на прошлой неделе, было проявлением безрассудства. – Я похрустел костяшками. – Это было некрасиво.

– Да. Но мы все в чем-то уродливы, а я по-прежнему здесь.

Потому что я за тебя заплатил.

– Идем в дом. – Персефона погладила меня по волосам в материнском жесте. Как бы там ни было, она будет хорошей матерью для наших детей. Лучше, чем когда-либо была Джейн. – Еда готова.

Я взял ее руку и осторожно убрал.

– Я не голоден.

– Где ты будешь сегодня спать?

– В хозяйской спальне.

– А где буду спать я?

– В любой из шести гостевых спален. Дом принадлежит мне, поэтому у тебя есть право первого выбора.

– Я выбираю твою спальню, – сказала она, ничуть не смутившись.

– Любую, за исключением моей спальни, – пояснил я.

– Наши друзья будут сплетничать, – предупредила она.

– Им присуща подобная раздражающая наклонность. Все знают, что наш брак фиктивный. Никто не поведется на твое притворство. – Я встал и повел Вашингтона обратно в стойло.

Заперев его, я обернулся и посмотрел на Персефону.

Что бы она ни думала, я оказывал нам обоим услугу. Потакание ее желанию придать этим отношениям видимость нормальных, в долгосрочной перспективе обернется одним лишь