ни уходить без чувства завершенности. Это очень важно. Мы только что занимались сексом.

– Килл?

Нет ответа.

– С тобой все хорошо?

Меня посетила мысль, что, возможно, это не так. Может быть, я слишком на него давила, слишком торопилась.

Может, не стоило смеяться как сумасшедшая.

Открыв двери, я прошла в комнату.

Она была великолепно оформлена с белоснежными полами и бежевыми стенами, украшенными потрясающими произведениями искусства. Балкон перестроен в продуманную читальную зону и рабочее пространство с видом на сад за домом.

Я заметила еще одну пару дверей. Ванная комната. Я подошла к ним.

Уже собралась позвать его по имени, как вдруг услышала это. Звук толчков. Но иного рода. Совсем не похожий на звук, который раздавался внизу, на кухне, когда мы оба были взмокшие, злые и отчаянные.

Было похоже на ритмичные удары головой о стенку.

Через щель под дверьми слышалось тяжелое дыхание.

Прижавшись лбом к одной из дверей, я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Прости, что давила на тебя, – прохрипела я. И я правда сожалела. Но еще была в восторге оттого, что сумела вытянуть из него что-то, помимо безразличия.

Ответа не последовало.

– Хочешь, принесу тебе стакан воды? Может, позвать Петара?

Стук прекратился. Через мгновение раздался его голос:

– Уйди.

– Я не хочу уходить вот так. – Я сцепила пальцы на коленях. – Твои друзья скоро придут, и я…

– Уйди! – взревел он, словно зверь.

Сделав шаг назад, я сердито уставилась на закрытые двери. За все восемь лет, что я знала своего мужа, он никогда ни на кого не повышал голос. Ни разу.

Киллиан распахнул двери и вышел из ванной, похожий на самого дьявола. Его взгляд был мрачным и напряженным, а от оскала на его лице у меня по спине побежали мурашки. Губа у него была разбита, из нее сочилась кровь.

А раз он не позволял мне прикоснуться к нему – ни поцеловать его, ни обнять, – я пришла к выводу, что губа рассечена не по моей вине.

Он сделал это сам.

Он сам себя ударил.

Киллиан устремился ко мне быстрым, решительным шагом. Я споткнулась и дважды чуть не упала, пока пыталась убежать от него.

– Ты получила, что хотела. А теперь выметайся из моего дома и не возвращайся, пока я не позову. Если не уберешься отсюда в ближайшие пятнадцать минут, я решу, что ты хочешь увидеть истинное лицо своего мужа и быть оттраханной на покерном столе на глазах у моих друзей. Медленно, весь вечер напролет, пока они смотрят.

Он остановился, когда я оказалась в ловушке, прижатая к стене. Мы стояли так близко, что я чувствовала исходящий от нас обоих запах секса. Киллиан схватил меня за шею. Я ощутила болезненные места, которые остались на ней после того, как мы занимались сексом.

– Ты думаешь, что, выйдя за меня, сбежала из плохих отношений. – Он сверкнул дьявольской ухмылкой. – Ты плохо меня знаешь, Цветочница. Я плачу им, потому что трахать меня – не удовольствие, а работа. А теперь, – он наклонился ближе, – беги.

И я убежала.

Умчалась, пока он не поймал меня и не исполнил все свои угрозы.

Сбегая вниз по лестнице, я перепрыгивала через две ступеньки. У выхода налетела на Петара и, задыхаясь, вцепилась в его рубашку.

– Можете вызвать мне такси? Пожалуйста? – Мои пальцы дрожали, сжимая воротник его рубашки.

– Я позову водителя. – Он вытаращил глаза.

Петар был удивлен и слегка взбудоражен моим состоянием и принялся выталкивать меня за дверь, будто тоже боялся, что мой муж до меня доберется.

И только когда я оказалась в салоне «Кадиллака Эскалейд» на обратном пути домой, мое сердце замедлило ритм, а разум снова заработал.

У моего мужа была глубинная, темная тайна, которая могла его уничтожить.

Что-то, чего он стыдился.

Слабость, которую я почти раскрыла.

И сегодня я оказалась очень близка к тому, чтобы выяснить, в чем она заключалась.

Всю оставшуюся ночь я ворочалась в постели, переживая все существующие эмоции. Я злилась, была напугана, ужасно волновалась и жаждала мести. Ненавидела Киллиана за то, что он так себя повел, но в то же время знала, что сама сыграла в этом большую роль. Он всегда вел себя грубо и язвительно по отношению ко мне, но никогда не был жесток. Я давила на него, и он почувствовал себя загнанным.

Раненым животным, стоящим перед выбором: бороться или бежать.

Уведомление о новом сообщении осветило погруженную в непроглядную темноту спальню. Я потянулась к тумбочке и взяла телефон. Мне было больно оттого, что я даже не допустила мысли, что сообщение могло быть от него.

Хантер:

Твой муж – говнюк.

Я:

Скажи мне что-то, чего я не знаю.

Хантер:

Все белые медведи – левши. Уверен, этого ты не знала.

Хантер:

А еще твой муж говнюк, который проверяет телефон каждые пять секунд. Вы что, переписываетесь?

Я:

Нет.

Хантер:

Странно. Он всегда выключает телефон во время наших вечеров за покером.

Я:

Можешь оказать мне услугу?

Хантер:

Какого рода? Я женатый мужчина. Знаю, что Киллу далеко до моего совершенства, но твой поезд уже ушел.

Я:

Первое: ты бредишь. И второе: нет, даже если бы ты был последним мужчиной на земле.

Хантер:

Что за услуга?

Я:

Присмотри за ним. Убедись, что с ним все в порядке.

Хантер:

А тебя это волнует, потому что…

Я:

Он мой муж.

Хантер:

Я думал, только на бумаге.

Я:

Ты ошибся.

Хантер:

Если не считать фигни с телефоном, по мне, он все тот же Килл. Смолящий без перерыва, пьющий дьявол, которому нужны крепкие объятия и хороший секс.

Я:

Доброй ночи.

Хантер:

Само собой, глупышка.

Киллиан сумел справиться с охватившим его состоянием меньше чем за час. Очень странно. И тревожно. Но, по крайней мере, я знала, что он раскаивался достаточно сильно, чтобы проверять телефон в ожидании моего сообщения.

В конце концов, вина – это тоже чувство.

Если только он проверяет телефон не по рабочим вопросам.

Когда на небе забрезжил рассвет, я босиком вышла на террасу, наслаждаясь теплом паркетного пола с подогревом и видом вычурных застекленных дверей.

Выглянув на улицу, я заметила одинокое облако, плывущее на север.

– Что же