происходящим с восхищением и раздражением. Мне еще никогда не приходилось придумывать, как удержать кого-то рядом. Обычно за меня это делали мой статус, власть и толстый кошелек.

Глядя, как она уходит, я почувствовал, будто меня чего-то лишили.

– Персефона! – рявкнул я.

Она остановилась.

– Повернись.

– Нет.

– Не вынуждай меня преподать тебе урок.

– Почему? – живо поинтересовалась она. – Я прилежная ученица. Хотя думаю, что сегодня я преподам тебе ценный урок. Если хочешь, чтобы я осталась, тебе придется вежливо меня попросить, а не приказывать.

Инстинкты подталкивали меня выразить ей пренебрежение. Поставить на место. Но это было бы поступком под влиянием эмоций, а я так не делал. Нормальный Киллиан – здравомыслящий Киллиан – уступил бы ей, чтобы получить желаемое, а потом избавился бы от нее.

Перепалки с женой ни на шаг не приблизят меня к победе. Или к рождению наследника.

Проглотив смачное ругательство, хотя сам не верил, что мог произнести его даже мысленно, а тем более вслух, я сделал вдох.

– Повернись, пожалуйста.

Персефона не спеша повернулась. И я впервые прочувствовал, как же ужасно находиться в чьей-то власти. От уязвимости собственного положения, меня чуть не затошнило.

Обрюхать ее и избавься. Ты будешь смеяться последним, когда она станет менять подгузники и воспитывать твоих будущих наследников, пока ты сам будешь глубоко в какой-нибудь французской светской львице.

– Хочешь со мной поужинать? – со злостью выпалил я.

– Да. – Ее улыбка была теплой, словно солнце, и многообещающей. – Сегодня вечером устроит?

– Сойдет.

– Почему бы мне самой не приготовить нам ужин?

Потому что он, скорее всего, будет несъедобным.

Но мне нужно фильтровать подобные мысли, по крайней мере, пока моя цель не будет достигнута. Перестать быть невыносимым – процесс обучения.

– У меня есть личный повар. Или можем заказать еду с доставкой.

Персефона помотала головой.

– Ничто не сравнится с едой, приготовленной на домашней кухне.

– А где, по-твоему, готовит мой повар? Уж не в туалете, – огрызнулся я.

Ну точно кривая обучения.

Она рассмеялась.

– Твой повар готовит не сердцем.

– К счастью, – нахмурился я, – это было бы негигиенично. У тебя есть какие-то предпочтения?

Ее взгляд опустился к моей промежности. По спине пронеслась горячая волна. Это все воздержание. Я не привык зависеть от чужой доступности.

Так вот на что похожа моногамия? Неудивительно, что в западных странах зашкаливает число разводов.

– Не беспокойся о моих предпочтениях. Просто позволь мне приготовить. У меня есть одно условие.

У этой женщины всегда были какие-то условия.

Но, как бы сильно мне ни хотелось жалеть о том, что я женился на ней, а не стал придерживаться плана с Минкой Гомес, я должен признать, что Персефона была афродизиаком, от которого плотская сторона моей натуры не могла отказаться.

Ее пронзительная красота, острый ум и дружелюбный характер придавали ей величественный блеск. И я хотел завладеть ею, как и любой редкой драгоценностью, просто из принципа.

Сунув руки в передние карманы, я бросил на нее взгляд.

– И какое?

– Я хочу, чтобы ужин проходил у тебя дома.

– Договорились.

Я не был сентиментальным человеком. Притащив ее в свою постель, я не начну ассоциировать эту самую постель с ней. Она не клятая подушка безопасности.

Если Персефона думала, что обманом заставит меня проникнуться к ней чувствами, то жестоко ошибалась.

– Увидимся в семь. – Она развернулась и ушла, оставив меня со стояком, дурным настроением и неприятным ощущением, будто я только что совершил ужасную ошибку.

Избавление от нее превратилось из плана в необходимость.

Мне нужно устранить жену из моей жизни, пока она не пробралась в мою голову.

Двенадцатая

Персефона

Моя первая и основная проблема заключалась в том, что я не умела готовить.

Вторая сводилась к тому, что я в самом деле надеялась что-то изменить, приготовив Киллу домашнюю еду (которая, скорее всего, по вкусу напоминала нафталин).

А вот третья и самая насущная в данный момент завладела всем моим вниманием: я была вполне уверена, что поджигаю кухню своего мужа.

Может, так карма решила влепить мне пощечину за то, что я вела нечестную игру.

Как только стало ясно, что Дражайший Муженек не собирается делать первый шаг к встрече со мной, я решила заехать к нему в офис и выманить у него свидание за ужином.

Я отчаянно пыталась установить связь, а он был решительно настроен защищать мою добродетель. Зачастую у меня возникало чувство, будто я обзавелась богатым папиком-импотентом – была как сыр в масле, получая все, кроме члена.

Но беда в том, что я как раз таки хотела член. Туфли были, конечно, прекрасными, но не до такой степени, чтобы мне хотелось стонать их название.

Я попросила, чтобы ужин состоялся у него дома, потому что хотела вторгнуться в его пространство, разрушить его стены и пробраться в его жизнь. Быть замужем за мужчиной, который меня не хотел, который, напротив, активно искал способы от меня избавиться, – все равно что плыть против течения. Я была измотана, но полна решимости, потому что поражение означало бы разбитое сердце. А еще потому, что, сколько бы Киллиан ни пытался убедить всех в обратном, я искренне верила, что где-то глубоко (очень глубоко, так же глубоко, как и дно скважин, которые он бурил) в его груди обитал свирепый монстр. Запертый, закованный и усыпленный, но вполне живой.

– Вашу ж… что это за запах? – Петар прибежал на кухню, схватил со стола полотенце и принялся размахивать им, разгоняя перед собой дым.

Мы договорились встретиться ровно в семь, но, когда я пришла, Килла не было дома. Петар, управляющий его поместьем, сказал, что тот плавает и занимается ежедневной тренировкой и вскоре ко мне присоединится.

Я гордилась тем, что мне не свойственна вспыльчивость, но все равно была вынуждена подавить раздражение.

– Я пытаюсь приготовить курицу в лимонном соусе и ризотто. – Я отшатнулась от шипящей кастрюли, что стояла передо мной. – Полагаю, «пытаюсь» – здесь ключевое слово.

Петар бросился ко мне и выключил плиту. Снял горячую сковороду с конфорки, бросил ее в раковину и включил кран. Черный дым поднялся до потолка, отчего по всей огромной кухне сработала пожарная сигнализация.

Пронзительный звук ударил по барабанным перепонкам, сотрясая весь особняк. Петар выключил духовку, открыл окна и дверь на задний двор. Я рассыпалась в извинениях, пока он управлялся с небольшим пожаром.

– Напомните, почему вы настояли, что сами приготовите ужин? – Петар размахивал кухонным полотенцем, пытаясь разогнать дым.

Объяснение, что всякие глупости сами вылетали у меня изо рта