Генрих напрягся. Я думала, что он решительно откажется, однако мой муж сразу же сдался, что свидетельствовало об угнетенном состоянии его духа.

– Да. Я ведь не могу сказать «нет», верно?

– Я пошлю за ним. Ему лучше приехать сюда… или в Венсен?

– Нет-нет – в Санлис. Я вернусь сюда после следующего сражения. Это не займет много времени. – Голос Генриха был очень слабым; старый синеватый рубец на лице выглядел в полумраке зловеще.

– Думаю, вам не следует никуда ехать, – возразила я, но снова очень осторожно. Генрих был не в том состоянии, чтобы можно было перед ним разглагольствовать, даже если я считала, что это поможет делу. – Вы недостаточно хорошо себя чувствуете. Вам нужно остаться здесь и заняться восстановлением здоровья.

Его ответ – для этого королю пришлось набрать побольше воздуха, что далось ему с трудом, – был предсказуем.

– Нет, я должен. Я сражусь с вашим братом под Кон-сюр-Луар, и он будет побежден. – Генрих поцеловал меня – рассеянно коснулся губами лба. – Господь даст мне силы, необходимые для этого. Я покончу с бунтовщиками, а затем вернусь сюда.

– Мы должны уехать домой, – сказала я, стараясь, чтобы в мою интонацию не просочилась душевная боль. – Вы должны увидеть сына.

– Да. Вы, конечно, правы. Я оставлю Джона здесь командовать. – Генрих снова поцеловал меня. – Я не могу расслабиться… не могу заснуть.

Я еще никогда не видела, чтобы он был так близок к отчаянию.

– Останьтесь, – сказала я, как говорила уже множество раз прежде, но на этот раз с другой целью. – Останьтесь здесь и поспите.

И Генрих остался. Впервые за время нашего супружества он провел в моей постели всю ночь. Сон короля, беспокойный из-за мучивших его кошмаров, был не слишком целительным; я же и вовсе не спала и, охваченная тревожными размышлениями, пыталась утихомирить свои страхи, громоздившиеся один на другой. Когда голова Генриха в забытьи металась по подушке, его тело горело, а руки судорожно сжимались в кулаки. Снова и снова укутывая его покрывалом, которое он сбрасывал, я думала, что вижу перед собой человека, терзаемого невыносимыми, чудовищными муками.

«Он выдержит. Он преодолеет это…»

Страдая, Генрих громко вскрикнул, как будто его ранили в сражении или же он боевым кличем звал за собой соратников, завидев врага на поле битвы.

Мое сердце обливалось кровью; я поцеловала мужа в щеку, пригладила его спутанные волосы и заплакала.

На следующее утро немного отдохнувший, но все еще мертвенно-бледный Генрих отправился со своей армией в Венсен, взяв с собой Джона и Якова. Я послала в Лондон за лекарем, и, приехав, тот остался со мной. Мы ждали Генриха весь долгий знойный август – в компании моего безумного отца и постоянно жалующейся матери. Я знала, что мой муж по-прежнему находится в Венсене, и беспокоилась из-за того, что так и не нашла времени поговорить с ним о его несправедливости по отношению к мадам Джоанне. Но ничего, я обязательно сделаю это, когда мы с ним увидимся снова.

Перебирая пальцами вырезанные из слоновой кости и черного янтаря четки, я долго и упорно молила Деву Марию уберечь моего мужа и помочь ему выздороветь.

Когда в верхних покоях нашего старого дворца, где мы сидели с матерью и кучкой моих придворных дам, в полном молчании слушая лютню, – да и о чем мы могли бы говорить? – объявили о прибытии лорда Джона, я, обрадовавшись возможности наконец увидеть знакомое лицо, тут же вскочила на ноги, оставив вышивание Беатрис. Джон, должно быть, приехал сообщить о ходе кампании, а возможно, и привез письмо от Генриха. Наверное, я даже смогу с ним поговорить, скоротав час своего времени. Однако Джон остановился прямо на пороге комнаты и сунул в руки растерянному слуге, объявлявшему о его прибытии, свой шлем и латные рукавицы.

– Джон! – Я шагнула ему навстречу, радостно улыбаясь и приветственно протягивая руки. – Какие вести вы привезли? О, Яков, – добавила я, потому что позади него стоял Яков Стюарт, тоже в боевом облачении – бригандине[28] из металлических пластин, латных рукавицах и с мечом в руках.

– Миледи. – Джон поклонился мне, а затем моей матери.

Яков же лишь опустил голову, причем как-то слишком торопливо.

– Что вы здесь делаете? – спросила я. – Мы не ожидали вас так скоро. Битва при Коне выиграна?

– Нет, миледи. Битва не состоялась, – ответил Джон напряженным хриплым голосом.

В первый миг мне показалось, что у этого может быть только одна причина.

– Выходит, мой брат сдался?

Но тут по моей коже побежали мурашки от дурного предчувствия. Джон держался скованно и очень официально. Впрочем, возможно, его настороженность и осмотрительность объяснялись присутствием моей матери. На его лице с подчеркнутыми въевшейся дорожной пылью морщинами трудно было что-либо прочесть, кроме усталости от долгого пути.

– Нет-нет. – Джон замялся в нерешительности. – Дофин отступил, избежав осады. Решающее сражение вообще не состоится.

– Тогда что же?..

– Я здесь потому… – Джон шагнул вперед, под косые лучи солнечного света, падавшие из высокого окна, и я увидела, что его лицо напоминает высеченную из камня маску, на которой было нечто большее, чем просто усталость. – Король, миледи… Наш король…

Что он хочет этим сказать? Меня поразила непривычная официальность его тона, и я нахмурилась.

– Генрих? Значит, он выздоровел? И я теперь должна к нему присоединиться?

– Нет, миледи. Нет, не то.

Зловещий ужас уже сжимал своими когтями мое сердце, но я до последнего продолжала цепляться за то, что считала непреложной истиной. Генрих контролирует ситуацию, держит ее крепко в своих руках, подобно тому как опытный рыцарь сжимает поводья коня, уверенно направляя его в нужном направлении по огороженному ристалищу во время турнира. Новости просто не могут быть плохими, если обе стороны отказались от сражения.

– Значит, он тоже приехал с вами сюда, в Санлис?

Джон тяжко вздохнул:

– Нет…

Ощущение ужаса, мрачного и бездонного, с каждой секундой накатывало на меня все сильнее, и мне стало тяжело дышать.

– Яков? – Я перевела взгляд на короля Шотландии, все это время молчавшего. – Может быть, вы мне объясните?..

Но он отвел глаза.

– Сжальтесь же надо мной! – в отчаянии прошептала я.

В конце концов горькую правду сообщил мне все-таки лорд Джон.

– Генрих мертв.

Эти слова прокатились в полной тишине, словно горстка звонких камешков, брошенных на пол в пустой и гулкой комнате. Оторвав взгляд от Джона, я в настороженной растерянности подняла глаза, как будто нечто отвлекло мое внимание, как будто я что-то пропустила. Может быть, это была птица, которая случайно влетела в распахнутое окно и теперь в панике испуганно щебечет и бьет крыльями? Или неясное бормотание перешептывающихся