обещала своё покровительство. Девчонки раздобыли себе одежду жриц любви — в ней можно было ходить по улицам даже в комендантские часы. И сейчас модничали, подбирая себе наряды из имеющейся коллекции украденного. Принцесса, глядя на них, только вздыхала: «Похоже, я становлюсь вам лишней обузой».

И впрямь — единственное, что могло помешать успеху их отряда — это наличие в нём слишком заметной демонессы. Дочь Императора этот факт вгонял в меланхолию. И неудачи с магией всё ещё преследовали её. И сон ей приснился скверный…

…Тардеш мучался, весь в поту, не находя спокойного уголка на широкой адмиральской кровати. Несколько раз он откидывал ненавистное одеяло, ещё больше раз — укутывался в него, не в силах найти спасения то от промозглого холода, то от липкой жары.

«Наверное, я заболел» — подумал он в промежутке между снами.

…А снилась ему принцесса. Слегка раскосые серые глаза девушки-демона становились то зелёными, то звали на помощь, то завлекали, чаруя…(собственно, почему они у неё «слегка» раскосые⁈ Сколько он не встречал демонов с узкими глазами, у всех они поднимались от переносицы чуть ли не наискось — например, у её матери. А у принцессы — так аккуратно в меру, они кажутся узкими, но не косыми) Ему казалось — стоит она на дне огромной ямы — а он вокруг летает. «Это что означает, что я на орбите, что ли?». Она была не в доспехах — в красивом платье с широкими рукавами, и мелким узором на меняющемся фоне. Она раскрывала свои огромные и красивые крылья, и взлетала, пытаясь дотянуться до его руки — но всякий раз чего-то не хватало, и она плавно падала, глядя в его глаза взглядом, полным надежды. Всякий раз, ему становилось тепло, когда они сближались, но никак, он, даже тянясь изо всех сил, не мог помочь ей. Сон, казалось, готов был длиться бесконечно, но вдруг, вместо того чтобы потянуться к нему рукой, она ударила ещё раз крыльями, и поплыла к нему, выгнувшись гибким сильным телом. «Что мне теперь, обнять тебя что ли⁈» — подумал Тардеш. Его обволокло раскалённым жаром демонессы, и тут сон кончился, смешавшись с дневными мыслями и утренними звуками, утратив силу послания. Тардеш проснулся.

«Она сбежала» — понял он.

…Утром, проснувшись, Мацуко первым делом спросила, есть ли у ювелира лишнее стекло. Стекло битое нашлось — они наполнили им чан и до первой стражи жарили его в печи. Потом принцесса заперлась с этим горшком, и хорошенько вымылась. Конечно, стекло — это не совсем мыло, но три дня без бани — ещё хуже. Тюремную одежду она выкинула — тряпки засалились до безобразия, и из кусков чехла сделала себе новое бельё.

Ювелир пробовал с ней заговорить в услужливом тоне:

— Может, вы лучше у меня останетесь, пока ваши друзья будут ходить в тюрьму?

Принцесса смерила его взглядом несколько раз:

— Нет, не получится. Мы же к вам не вернёмся — после тюрьмы мы пойдём в общину, где отлежимся — а уж потом на прорыв.

— Так я вам и предлагаю — оставайтесь здесь, потом я вас перевезу в эту общину.

— Так мы можем выдать сразу и вас и общину, а нам бы этого не хотелось… — она потянулась, упираясь ладонями в спину, расправляя плечи, и поигрывая всеми крыльями.

— Нет, я просто думал так будет безопаснее.

— Так! — сорвалась Метеа, и, пождав губы, стремительно вышла из мастерской в кухню, где сейчас готовились остальные из её отряда:

— Это что значит⁈

Азер коротко взглянула ей в глаза и прошла мимо, уронив виноватое: «извини».

— Я же говорила, она обидится! — рассержено заметила Афсане, снимая с печи горшок: — Вот.

Хасан из угла поднял растопыренную пятерню: — Ханум, я был за тебя! Ну, так что, идём вместе⁈

— Разумеется, — холодно сказала принцесса:

— Вы нашли что-нибудь мне вместо фляги?

Вместо ответа Азер выложила на стол армейскую флягу.

— Ну, вот и хорошо. Повторяю ещё раз: (план тюрьмы был на столе заместо скатерти) Делимся на две группы. Я, вместе с Гюльдан остаюсь снаружи, отвлекаю на себя внимание, запасаюсь провиантом.

— Провиантом⁈ Снаружи⁈ — усмехнулась Гюльдан.

— Когда я говорю «снаружи», я имею в виду и наружные сектора тюрьмы, в которые входит и кухня. Итак, Азер, Афсане и Хасан идут внутрь. Девчонки — ударная сила, Хасан — разведка. Командует Азер. Найдите и выведете всех наших, по дороге освобождая всех, кого можно. Встречаемся у канала.

— Вопрос, — вставил Хасан: — Там два отделения, для демонов и ракшасов — куда раньше⁈

— Согласно обстоятельствам, — улыбнулась ему девушка.

— Итак, если никто не возражает, выступаем через час. Как раз начнётся час пик и толпы на улицах…

Рассвет и Императрица

…На планете Край Последнего Рассвета весна начинала первые, робкие шаги. Императрица Ритто изъявила желание полюбоваться первым утренним туманом. Верхом, в белых с голубым поддёвом одеждах, она сама была похожа на весенний цветок — или на создание тумана, женщину-призрак. Лишь смелейшие из фрейлин, тоже северянки по крови, решились выехать с ней, чтобы не оставлять Императрицу наедине с её печалью и одиночеством. А Император послал Правый Полк Личной Охраны, который рассеялся по кустам и за деревьями, чтобы заботой не нарушать уединения Белой Девы Лхасы.

Сгущалась тьма перед рассветом. Край могучей Аматэрасу ещё не показался из-за горизонта, но всплывающие на окаёме протуберанцы уже погасили и звёзды, и бледный свет луны. В их неверном свете, больше похожая на свою ипостась — женщину-юрэй, чем на цветок, давший ей имя, ехала императрица через редкий лес Птичьей Горы. Её Небесный Конь была белой масти, с голубыми глазами, а в радужной гриве переливались оттенки желтого цвета — даже Императору было трудно достать Небесного Коня такой расцветки. Но то был дар любви, а не слепого бахвальства, и, мать Мацуко выбирала вновь и вновь эту лошадь, ценя вложенное в дар чувство, а не мелочи вроде окраса.

Лес внезапно кончился, как обрезанный мечом — собственно, так оно и было, монахи на этой стороне могли бы вырубить весь Птичий Холм, если бы не Высочайший запрет, и пара полков гвардии, патрулировавших деревья в тот год, когда родилась Третья Принцесса.

Императрица придержала почувствовавшую простор лошадь — она не её безбашенная дочь, которой пристало носиться во весь опор и сшибать саблей капустные