юноша, вчера ездил в Панков в гости к отцу, отставному чиновнику и убежденному нацисту. Отец категорично приказал ему бросить работу в доме графа, заявив, что в ближайшее время там ожидаются «неприятные вещи» и отец не хочет, чтобы его сын был в них замешан. Сообщая об этом Кесслеру, Фридрих бел как полотно. Кесслер освобождает его от обязанностей, не желая никого подвергать опасности. Кесслер признается, что, возможно, Фридрих еще пожалеет, что оставил его в критический момент.

* * *

В поезде до Тулона перед Генрихом Манном проносятся пейзажи южной Франции. У него нет желания делать из своего побега трагедию и разыгрывать из себя жертву. Как-никак он писатель мирового уровня и всегда комфортно чувствует себя во Франции. Прусская академия, в конце концов, не так уж важна, а власти Гитлера – он в этом не сомневается – скоро придет конец. Поэтому в Тулон он прибывает вечером в демонстративно веселом настроении. Верный друг Херцог действительно приезжает за ним на вокзал. Уже поздно, и они отправляются в небольшой отель, садятся на террасе, наслаждаются мягкой для середины февраля погодой, и Манн для начала делится событиями последних дней. Он острит, пародируя обвинения фон Шиллингса, которые должны заставить его уйти из Академии, рассказывает о Готфриде Бенне, помешавшем ноте протеста против министра Руста. Манн постоянно прерывает самого себя: ему приходится смеяться над эгоистичным рвением и узколобыми интригами этих людей.

Херцога несколько удивляют эти приступы смеха Генриха. Но он смеется вместе с ним и предлагает другу в будущем пожить у него в Санари, в арендованном им небольшом домике. Но Генрих Манн не считает себя эмигрантом, нуждающимся в поддержке, и хочет продолжать жить своей жизнью, как прежде. Он уже телеграфировал из Страсбурга Феликсу Берто, германисту, общему с его братом другу. Берто управляет его счетом во французском банке, и Манн просит перевести деньги. Он не хочет жить в такой рыбацкой деревушке, как Санари, его привлекают яркие огни большого города, поэтому он отправится в Ниццу, где, как обычно, остановится в «Отеле де Нис». Нелли, как только разберется с квартирой и счетами, присоединится к нему, так что ему не придется сильно менять свой образ жизни. Он, один из самых уважаемых писателей Германии, в порыве смеси неповиновения и гордости не желает позволять нацистскому сброду менять привычное течение его жизни.

В тот день не ему, а Нелли приходится ощутить на себе, насколько на самом деле всесильны нацисты. В квартире на Фазаненштрассе СА проводят обыски. Нелли доставляют в полицейский участок. Генриху Манну удалось вовремя сбежать.

* * *

Смена кадров в прусском Министерстве внутренних дел продолжается. Как сообщает «Франкфуртер Цайтунг», только за сегодня более десятка высших государственных служащих, начальников окружного управления и ландратов были отправлены Германом Герингом во временную отставку и заменены подобранными им преемниками.

Указом Геринга 40 тысяч бойцов СА и СС и 10 тысяч – от «Стального шлема» назначаются сотрудниками вспомогательной полиции. Еще 15 февраля он отрицал это намерение; теперь же эти люди вооружены и на время службы обладают теми же полномочиями, что и полицейские или ландъегери. Еще в апреле 1932 года Гинденбург чрезвычайным указом хотел распустить СА и СС. Эти две частные армии НСДАП, насчитывающие более полумиллиона человек, считались серьезными противниками рейхсвера в случае внутреннего конфликта. Хотя их вражеский настрой по отношению к Республике ни у кого не вызывал сомнений, тем не менее два месяца спустя указ о роспуске отозвали. За первый месяц после этого только в Пруссии в результате уличного террора погибли 99 человек и около 1000 были ранены.

В Гросберене под Тельтовом национал-социалисты врываются в бывшую городскую богадельню, чтобы напасть на живущего там сторонника «Рейхсбаннера». Дверь квартиры мужчины взрывается ручными гранатами, он получает тяжелые ранения. Дом, в котором проживало девять семей, полностью сгорает.

В берлинском Панкове столкновение между распространителями бюллетеней приводит к перестрелке. Смертельно ранен мужчина, наблюдавший за происходящим из окна.

Министр в гостях

Пятница, 24 февраля

Клаус Манн пишет Эриху Эбермайеру короткое письмо. Он хочет поскорее закончить работу над постановкой «Ночного полета» Сент-Экзюпери. Кто знает, как долго он еще пробудет в Германии. Он считает, что лучше всего встретиться как можно скорее и вместе все закончить. Но где им встретиться? Лейпциг, где живет Эбермайер, не прельщает Клауса. «Конечно, – пишет он, – мы могли бы запереться в какой-нибудь каморке в Берлине, но там меня могут убить, хотя, с другой стороны, идея меня привлекает». Конечно, это еще один пример заигрываний Клауса Манна. Но комментарий не выдуман на пустом месте, и Эбермайер тоже все понимает. Возможно, это напоминает Эбермайеру, как мало времени у них осталось. К тому же за иронией скрывается крик о помощи.

* * *

Вечером по Берлинскому радио передают радиоспектакль по пьесе Ганса Йоста «Шлагетер». Чтобы подчеркнуть значимость автора и пьесы, до представления в программу включена лекция о литературном творчестве Йоста, написанная Хансом Хинкелем, одним из ведущих политиков НСДАП в области культуры.

Главный персонаж, именем которого названа драма, Альберт Лео Шлагетер – кумир и мученик для националистов. За последние 10 лет его возвели в культ. В первые дни Первой мировой войны он, 19-летний, ушел добровольцем на фронт, долгие годы, как и Эрнст Толлер, участвовал в изматывающих сражениях под Верденом и на Сомме, был несколько раз ранен. После окончания войны он остался без образования и не мог вернуться к гражданской жизни. Демобилизовавшись из армии, он вступал в различные фрайкоры, воевал с советскими войсками в Латвии, с польскими повстанцами в Верхней Силезии, поддерживал Капповский путч 1920 года, который должен был ликвидировать Веймарскую республику. Он также вел активную политическую деятельность: участвовал в учредительном собрании Великогерманской рабочей партии – замаскированной организации временно запрещенной НСДАП. Когда в 1923 году Германия задержала выплату репараций державам – победительницам в Первой мировой войне, войска Франции и Бельгии в качестве карательной акции заняли Рур. После этого Шлагетер совершил там несколько диверсий, был арестован, предан французскому военному суду и казнен.

Ганс Йост превозносит Шлагетера в своей пьесе как «первого солдата Третьего рейха». Шлагетер предстает не ожесточенным наемником, которому в мирное время не хватает четкого военного порядка, а образованным, чутким в этических вопросах патриотом, который не может смириться Версальским договором и унижением Германии. Пропагандистские намерения очевидны: Йост изображает Шлагетера безупречным рыцарем, всю его жизнь – жертвой во имя нации, а «заклятого врага» Францию – экзистенциальной