автономией и оберегали ее; поляки же не сумели воспользоваться данными им преимуществами и пытались вооруженной рукой разорвать узы, связывавшие их королевство с Империей. Финляндия также желала обособиться от России и выступить в роли «государства», но она шла к намеченной цели иными путями.

С вопросами о торговом флаге и о нейтралитете соприкасается домогательство финляндцев иметь своих финансовых агентов и своих консулов.

Финляндский банк получил право иметь своих агентов в Лондоне, Гамбурге и Стокгольме.

Что же касается истории их консулов, то она представляется в следующем виде.

Товарищ министра иностранных дел Ив. Матв. Толстой, в письме к барону Шернвалю от 27 июня 1858 года, напомнил, что прошлой зимой граф Армфельт (по побуждениям барона Шернваля) в разговоре с ним неоднократно изъявлял желание финляндского начальства, чтобы в некоторые русские генеральные консульства заграницей было определено по одному чиновнику из финляндских уроженцев, для исполнения обязанностей переводчика, при сношениях консульств со шкиперами и экипажами финляндских судов. При этом было признано возможным производить содержание означенным лицам из сумм Великого Княжества.

Запрошенный по этому поводу генеральный консул в Лондоне ответил, что считает такое назначение полезным. Снеслись затем с генерал-губернатором и сенатом. Граф Берг и сенат усмотрели, что средства не позволяют делать такого расхода, тем более, что потребуются таковые чиновники в других местах: в Кадиксе, Марселе, Лиссабоне, Гулле, Ливерпуле и др., что выгода не соответствовала бы издержкам, и что в навигационных школах шкиперов обучают иностранным языкам. Граф Берг предложил также министерству иностранных дел принять расходы на свой счет.

После такого обмена мнений Толстому ответили, что назначение финляндцев не только в Лондон, но и в другие города, хотя и было бы весьма полезно, однако в настоящее время средства финляндской казны заставляют отложить этот вопрос до более благоприятного времени.

В начале 1859 года учреждена была должность российского консульского агента в Алжире. Вопрос о нем возбудил генеральный консул в Марсели Бухарин в представлении своем послу графу Киселеву. Князь Горчаков сообщил об этом графу Армфельту, предоставляя ему выбор лица, но при условии, чтобы консул этот назначался министерством иностранных дел, состоял в его ведомстве, но получал содержание из финляндских сумм. И сенат, и генерал-губернатор были против этого, но повергали однако все дело на Высочайшее усмотрение. Но, по-видимому, не столько граф Армфельт, сколько барон Шернваль-Валлен желал как-нибудь поставить финляндца на дипломатический пост. Дело рассмотрели в комитете, и на назначение вице-консула в Алжир последовало Высочайшее соизволение.

СЕЙМ 1863 ГОДА

VI. Сейм 1863 года

Государь вновь посетил Финляндию. Его приезд, видимо, был вызван международными осложнениями и желанием произвести смотр войскам. Гельсингфорс великолепно разукрасился в ожидании Высокого Гостя. Общее настроение было радостным в «незабвенные» июльские дни 1863 года. Финляндия готовилась отпраздновать торжество «мира и любви». Солнце щедро дарило блеск и теплоту. Красивая от природы гавань была особенно старательно принаряжена. Против памятника Императрицы Александры Федоровны воздвигнута была триумфальная арка. Она должна была выразить «чувства приветствующего его народа» и потому надпись гласила «Terve tultua» (добро пожаловать). На глыбе гранита возвышались далее стройные ели — представители финских лесов. Рядом находилась эстрада, покрытая цветущим букетом прекрасного пола гельсингфорсских горожанок. «Кого ожидает Финляндия в своей цветущей одежде, с зелеными венками на всех берегах?» — спрашивал поэт Сигнеус... Мы ждем Великого Князя, который сделал наш закон правдой и крепче связал узы, соединяющие долг и свободу». — Гавань, покрытая лодками, полными народа, кипела под веслами гребцов. Все напряженно ждали, но крепостные пушки хранили молчание. Только в половине 10-го веч. 17 июля (1863) загрохотали свеаборгские жерла. Оказалось, что в пути произошла задержка, вследствие двукратной поломки механизма на яхте «Штандарт». Всем пришлось пересесть на пароход-фрегат «Олаф» (построенный в Финляндии). Государя сопровождали Великие Князья Александр и Владимир Александровичи, князь Николай Максимилианович Романовский, военный министр Милютин, князь Долгоруков, граф А. Адлерберг, граф Ламберт, управляющий морским министерством Краббе, лейб-медик Каррел и др.

В ту же ночь Государь отправился по железной дороге в Тавастгус. К свите присоединились генерал-губернатор Рокасовский, министр статс-секретарь граф Армфельт и губернатор нюландский Валлен. В половине третьего ночи Государь прибыл в Тавастгус, где губернатором был барон фон-Троиль. В числе лиц, удостоившихся быть принятыми, находился крестьянин (Хейкиля), который благодарил Монарха за отеческие попечения о народном языке. «Те же чувства благоговейной преданности к Вашему Величеству пребудут в нас навсегда и за то, что Вы соизволили свято держать обещание в Бозе почившего Государя Александра I о возведении нашего народа на степень нации, даровав нам сейм». Далее крестьянин выразил «непреложное желание финнов, чтобы страна их пребывала вечно под благотворным и могущественным скипетром» Его Величества...

В лагере при дер. Парола-Мальм был произведен смотр гвардейскому и девяти поселенным финским стрелковым батальонам и другим частям, расположенным в крае (всего 7 тыс. чел.). Во время объезда линии войск, финская гвардия играла русский народный гимн. — Обращаясь к финским войскам, Государь выразил надежду, что, вероятно, все финские воины, если будет надобность, окажут ту неизменную храбрость и верность, которые, составляя народную славу, переданы им в наследство от предков. По окончании смотра, Государь объезжал все части войск и благодарил каждую отдельно. Командиры частей переводили на финский язык слова Государя своим солдатам. За обедом в Парола, Государь пил за благоденствие Финляндии и за храбрые и верные его войска. Музыка играла финскую народную песнь («Вортланд»). Вечером состоялась увеселительная прогулка по озеру Ванаявеси на пароходе. На другой день происходили маневры. По возвращении в Гельсингфорс, перед дворцом исполнена была серенада, закончившаяся пением стихотворения Рунеберга — «Наш Край!». Народное уважение к этому «гимну» Государь почтил «снятием с головы фуражки». Затем Государь благодарил Пациуса за прекрасную композицию «гимна». «В этой симпатии любимого нашего Монарха, — писали в гельсингфорсской газете, — к нашему народному гимну и в этом милостивом поощрении, которое благоугодно было оказать композитору, окрылившему любезные нам слова музыкальными звуками, заключаются отрадные значения, понятные всякому как истинному сыну отечества, так и другу искусства!..»

Во время приема, Государь выразил городским представителям, что «с того мгновения, как Я вступил на финскую землю, Я переживал одни лишь приятные минуты». При осмотре города, Государю в лютеранской кирке на органе пополнили русский народный гимн.

Депутация от Нюландской губернии выразила Монарху всеподданнейшую благодарность «за созвание сословий страны на сейм», в чем депутация усмотрела доказательство «монаршей справедливости», Радость депутатов основывалась на «твердой надежде видеть учреждение края более и более развивающимся, согласно его