Шрифт:
Закладка:
4) Еще однажды посылал я распорядительные предписания, по весьма важному случаю, в том числе циркулярное. Мысль, что спешили писавши, заставляет меня из двенадцати бумаг выдернуть из середины одну, подобно, как выдергивают карты из колоды. Я читаю бумагу слово от слова и вижу страшную ошибку: так случилось, что пропущенные два слова писцом давали совсем другой смысл моему предписанию, и выйти бы должно от того замешательство и промедление. Я смотрю остальные одиннадцать бумаг, и ни в одной из них не было не только подобной, но и никакой ошибки[85].
Книжечку свою, из которой почерпнуты вышеприведенные четыре случая, г. Бахтин начинает следующим объяснением.
Сколько могу вспомнить, это было около тридцать второго года моего возраста, как я начал замечать, что мне не тогда, когда я уже хорошо проснулся, но в самое почти то время, когда просыпаются, – приходят иногда вдруг мысли, или, так сказать, пролетают через голову мою идеи весьма сильные, острые, разрешающие иногда бывшее в чем-либо мое недоумение, а иногда совсем новые, о таких предметах, кои меня мало прежде занимали; однако же всегда относительные ко мне собственно, и заключающие в себе или то, что написать, или сделать мне должно, или то, в чем я должен взять мою осторожность. Довольно странное замечание: никогда такие мысли не родятся во мне при просыпании от послеобеденного сна, а только поутру.
Сии мысли я называю сильными, потому что вкратце содержат в себе много так, что ежели бы я другому захотел изъяснить вздуманное мною в одну из таковых секунд, то надобно бы употребить, например, экстракт книги, или эскиз картины, то есть, что он так же, как экстракт или эскиз, содержат в себе все части книги или картины, но только не в такой, как книга и картина, ясности и пространства.
Я называю их острыми, потому что в них вдвое, а может быть, и впятеро бываю умнее, нежели каким обыкновенно себя чувствую…
Я сказал, что они приходят вдруг: сим я хотел выразить, что они не имеют ничего предыдущего себе, как-то обыкновенно в бдящем состоянии бывает. Нам, по крайней мере, мне, сколько и заметил, приходят мысли, или от какого-либо усмотренного предмета, или от слышимых слов, или от читаемых, или от воспоминаний бывшего происшествия, или от воспоминания какой-либо аналогической идеи, и можно почти всегда, подумавши мало или много, открыть источник всякой вновь родившейся мысли или идеи; а ежели когда сие бывает и невозможно, то можно чувствовать место, где пресеклась цепь идей, и где недостает забытой нами тогда; но совсем противно бывает, относительно тех мыслей, о которых я говорю, то есть, родящихся иногда в уме моем во время моего просыпания: ни одной таковой я еще никогда не открыл источника или причины: они приходят так, как бы, например, кто-либо посторонний влагал мне их в то время внезапно в голову.
Я назвал также сии мысли или идеи как бы пролетающими через голову мою, потому что ежели которой, проснувшись уже совсем, в скорости потом не обдумаю и не обсужу, то таковая у меня пропадает, и сколько бы я ни силился ее вспомнить, сие бывает напрасно; но случалось, однако, редко, что некоторые возобновлялись у меня опять при просыпании, спустя несколько времени, и узнавал я их с удовольствием».
Естественно, что всякому придет в ум, как и мне первоначально приходило, что сии кажущиеся мне вдруг родящимися мысли суть последствие того, о чем я думал два дня, три дня, или неделю назад, и продолжал думать ту самую ночь во сне.
Хотя и то довольно бы было чудно, чтобы быть умнее во сне, нежели бдящему; однако ж сие опровергается следующим: во-первых, из всех разов, сколько в жизни моей случилось, я ни однажды не мог вспомнить, чтобы я видел во сне, пред моим просыпанием, что либо сходственное или аналогическое рождающейся потом мысли. Во-вторых, часто случалось мне вспомнить, что перед просыпанием своим, я видел во сне совсем – другое, и ни мало несоответствующее той мысли, которая во время просыпания во мне родилась, например, я видел бы во сне, что еду на лошадях, или гуляю в саду, а, просыпаясь, вздумал бы вдруг, чем и как разрешить затруднявшее меня, три или четыре дня, перед тем, обстоятельство. В-третьих, иногда, я замечал очень явственно, что бывал некоторый, так сказать пустой, хотя короткий, промежуток времени между моего сна (sommeil) и родившейся потом мысли, в которой промежуток я лежал, как будто бы в забвении, не мысля ни о чем. В-четвертых, хотя то и весьма редко, но бывало со мною, что таковых мыслей, почти вдруг или лучше сказать мгновенно одна за другою, рождалось две по различным совсем между собою предметам, как, например, одна бы была о том, чем разрешить такое-то обстоятельство, а другая о том, что вчерашний гость (неприкосновенный ничем к тому обстоятельству), говорил то-то, и что, верно, он имеет в предмете то-то, и надобно его остерегаться с такой-то стороны.
Сначала я следовал сим мыслям не потому, чтобы их почитал вдохновенными, как осмеливаюсь признавать ныне, или лучше сказать, как опыт принуждает меня невольно признавать, но потому, что они казались мне правильными, и, будучи подвергаемы рассудку, находимы были мною хорошими и приличными обстоятельствам. Потом, получивши к ним со временем больше доверия, я начал подвергать их реже и менее испытанию рассудка, а нынче следую им, можно сказать, слепо, и беру, приступая к выполнению оных, токмо нужное время на приведение их в должную ясность и надлежащее распространение.
Может быть, раз полтораста или двести, в течение 21 или 22-х лет, а, может быть, несколько и более, я следовал таковым моим, (почитаемых мною ныне за вдохновенные), мыслям, а иногда в самых важных случаях моей жизни:
но ни однажды о том не раскаивался, и не имел причины, ибо всегда, до сего самого времени, благодарение Богу, они увенчаны были успехом.
Легко можно подумать другому, что это один мой вымысел, или действие фанатизмом разгоряченного воображения, то есть, что я обманываю или обманываюсь невольно, – но вот доказательство противного: во-первых, коротко знающие меня люди, – разумеется, однако ж, такие, с коими я много беседовал один на один, и с коими имел время говаривать, что называется, и дело и безделье, – уже весьма давно слыхали от меня