* * *

Незадолго до кончины Императрицы Елизаветы Петровны, Шуваловы Петр Иванович и Иван Иванович, и многие другие видели призрак Императрицы Елизаветы Петровны, гуляющей в Летнем саду и в других комнатах, когда наверное знали, что она в своих покоях находилась.

Был слух еще, что императрица Елизавета Петровна видела себя когда-то в гробу.

Император Павел сам рассказывал это Петру Христиановичу Обольянинову.

* * *

В Киеве граф Сиверс занимал высокий пост в 1770-х годах, во время 1-й войны с турками, при императрице Екатерине II. Жена его, Наталья Ивановна, отсутствующая, была видима многими людьми и часовыми, как будто ходила по комнатам и стояла перед зеркалом, что и сам муж видел. Однажды уговорил он ее остаться дома, чтобы самой видеть такое явление[83]. Она, лежа в постели, читала книгу, вдруг двери растворяются, и она видит себя едущую верхом. Наталья Ивановна, не оробев, спрашивает призрак: «Когда я умру?» Призрак, имевший в руке книгу, начал переворачивать листы, и назначил месяц, и число, но не объявил года, и потом исчез. Хотя г-жа Сиверс была не суеверна, однако по самую смерть боялась того месяца и числа. Она жила после того долго, но умерла в назначенном месяце и числе.

* * *

У Николая Петровича Микулина, живущего Московской губернии, Клинского уезда в сельце Щекине, жил студент Иван Федорович Доброхотов. Однажды, по обыкновению своему, он пошел после обеда отдыхать в беседку.

Проснувшись, он видит на полу лежащего человека, подобного себе цветом волос и одеянием. По мере того, как он поднимал голову с подушки, так и привидение поднимало свою голову. Тот ляжет и привидение также. Доброхотов встал, и привидение встало. Доброхотов пошел, и оно тоже; по середине комнаты они сошлись. Доброхотов, вышел из беседки, чтобы идти к дому, и привидение пошло за ним.

У самых ворота дома, как Доброхотов перешагнул ворота, то привидение начало исчезать в его глазах, и пропало.

Он пришел в ужас и побледнел. Когда спросили его о причине замешательства, он рассказал хозяину со всеми тут бывшими свое происшествие. На другой день, когда все, проснувшись, встали, то нашли его умершим.

* * *

В ободрение тех, кто увидел бы себя, расскажу из своих записок: в 1841 г. я ездил по Ярославской губернии, вместе с известным нашим археологом, П.И. Савваитовым, следя течение реки Сити, при коей было известное сражение с татарами в 1238 году. Около Красного Холма, вечером, мы заехали в Антониевский монастырь. Игумен пригласил нас в свое жилище. Павел Иванович вышел на балкон и вдруг воротился, говоря мне, что он видел себя. Этому прошло слишком 30 лет, и, слава Богу, он здравствует: мы ожидаем даже, что он скоро издаст вновь Новгородскую летопись.

Внутренний голос

Г. Бахтин, один из значительных чиновников[84], как видно из рассказа в особо изданной им книжке, «Вдохновенные идеи» 1816 г. в Петербурге, свидетельствует о себе:

1) Может быть от двадцати до тридцати раз, в течение последних пятнадцати, а паче семи лет, случилось, что не только нужным мне казалось написать какую-либо бумагу, или что делать, но даже обстоятельство и существо самого дела того требовали, – однако же я не выполнял, и как бы кто меня от того удерживал. Я иногда принимался раз, и другой, и третий, но потом оставлял, или что-либо другое меня отвлекало. Последствие времени оправдывало меня в том и доказывало, что я очень хорошо сделал, что не поспешил: ибо выходило по переменившемся обстоятельствам, что я, поспешивши, сделал бы дурно, или, по крайней мере, что, умедливши, сделал лучше; а промедление такое ведь было не по рассудку или расчету.

2) Однажды был случай, от которого зависело или приобрести мне уважение, принадлежавшее человеку честному, правдивому, бескорыстному, усердному к своему Государю, и наблюдающему пользу общую; или быть почтена человеком вздорным, ни с кем не уживающимся в ладу, а может быть и мелочным. Последствие показало мне, что я от просвещенного Министра, тогдашнего моего начальника, заслужил, кажется, первое; но когда я отправлял о том представление мое, сочиненное мною самим, то вот что было: я сделал большую, солгавши без намерения, ошибку, могшую дать совсем другой вид делу, или, по крайней мере, остановить ход одного и ослабить мое представление. Ошибка по перебелении бумаги с моей руки писцом и при поправлении оной, не была мною замечена; ошибка не была замечена и секретарем моим, по написании бумаги набело, и при сличении оной с черновою; ошибка не была паки мною замечена при прочтении и при подписании в вечеру беловой бумаги, и бумага потом отослана была с ошибкою на почту. Но завтра поутру, при просыпании, мне запала мысль прочитать бумаги. Два часа я не мог быть покоен: желание прочитать еще раз бумагу меня мучило; а на что прочитать? Если бы кто потребовал от меня тогда отчета, я не мог бы дать порядочного. В девятом часу по утру я пишу к секретарю записку, чтобы он принес мне конверт, включающий в себя ту бумагу, а если он ускорил уже отдать на почту, то чтобы непременно вытребовал ее на время. Секретарь выполняет мое приказание, берет с почты конверт, и ко мне приносит. Я распечатываю и читаю бумагу, а он, стоя позади меня, вдруг вскрикивает: «Да что же вы такое изволили написать», – дает мне заметить ошибку. Я благодарю Бога, благодарю его, поправляю ошибку, приказываю переписать лист, запечатываю бумагу и отправляю на почту. Заметить нужно, что не только брать с почты отправленную бумагу для прочтения, но даже желание то сделать, пришло мне один только раз в жизни, и точно тогда, когда сие столько нужно было.

3) В другой раз из присутственного места, в котором я председательствовал, отправлялись списки о чиновниках. Нужно было поспешить, и некогда было мне за другим занятием рассмотреть белых отправляющихся. Когда надобно было их подписывать, я спрашиваю, у секретаря того места: поверял ли с черными? «Два раза читаны», – отвечает он мне. «Смотри же, – сказал я, – верно ли? Ведь ты за это ответствуешь: ибо ты скрепил». «Верно, – отвечал он, – не извольте сомневаться», но я вдруг, можно сказать, больше машинально, нежели намеренно, развертываю посередине тетрадь, листов из тридцати состоящую, вскидываю взгляд и усматриваю ошибку, которая служила бы ко вреду того чиновника, в списке которого была сделана. Я прихожу в сердце, журю секретаря, беру списки домой, прохожу все, и не