Ледяном море, к которому в молодости с своей бывал некогда с ним перенесен бурею. Сия мечта впечатлилась в его мыслях. Прибыв в Петербург, первое его попечение было наведаться от архангелогородцев и холмогорцев об отце своем. Нашел там родного своего брата и, услышав от него, что отец их того же года, по первом вскрытии вод отправился, по обыкновению своему, в море на рыбной промысел; что минуло уже тому четыре месяца, и ни он, ниже кто другой из его артели, поехавших с ним, еще не возвратились. Сказанный сон и братние слова наполнили его крайним беспокойством. Принял намерение проситься в отпуск, ехать искать отца на тот самый остров, который видел во сне, чтобы похоронить его с достодолжною честью, если подлинно найдет там тело его. Но обстоятельства не позволили произвести намерения своего в действо. Принужден был послать брата своего, дал ему на дорогу денег, в Холмогоры, с письмом к тамошней артели рыбаков, усильно их в оном прося, чтобы, при первом выезде на промысел, заехали к острову, коего положение и вид берегов точно и подробно им писал; обыскали бы по всем местам, и если найдут тело отца его, так бы предали земле. Люди сии не отреклись исполнить просьбы его, и в ту же, осень нашли подлинно тело Василия Ломоносова точно на том пустом острове, и погребли, возложив на могилу большой камень. Наступившею зимою был он (М.В.) о всем оном возвещен».

(Рассказ Ломоносова, записанный другом его Штелиным с его слов, находится у меня в подлиннике).

Из записок графини А.Д. Блудовой

Вот еще другого рода пророческие видения, второе зрение, о котором рассказывала мне матушка не раз, а она не дозволяла себе не только прикрасы, но даже преувеличения правды. Она была очень дружна с сестрами Каховскими; одна вышла замуж за Арсеньева, другая, Александра, умерла в чахотке и имела способность видеть не будущее, но далекое настоящее, посредством зеркала. Во время долгих отлучек батюшки, когда он не был еще принят как жених княгинею Щербатовой, но в душе был единственным суженым княжны, она прибегала к своей подруге, столь чудесно одаренной, чтоб узнавать о своем милом, и таинственно следить за ним сквозь все преграды времени и пространства. В самих занятиях отсутствующего не было ничего замечательного, но виденные в зеркале местности, комнаты и обстановка их поражали своею верностью, когда потом описывали их батюшке, по возвращении его. Таким образом редкая способность молодой девушки служила как бы электрическим телеграфом для любящего сердца подруги, томившейся в тревожной неизвестности разлуки.

Е. Оленина рассказывала другой, еще более поразительный случай. Когда я ее знала, она была благоразумною, практическою женщиной большого роста, массивною, с правильными чертами, со здоровыми нервами, хотя уже старою, и ничего не высказывалось в ней нервного, похожего на восприимчивость и раздражительность воображения. Но в 1807 году она была еще молодой девушкой. У кого-то в деревне собралось много ее же лет подруг, и у всех было тяжело на сердце: у кого отец, у кого брат, у кого жених был на войне. Один раз сидели они все в комнате у дочери хозяина, беседа шла об опасностях и трудах отсутствующих милых, и сетовали они, что до них в деревне и вестей не доходит из армии. Бог знает, кто из их близких жив, кто убит, кто ранен. Между такими речами одной из них пришла мысль поглядеть, да погадать в зеркале, как делается на святках. Которая из них стала насмехаться, которая сомневаться, а некоторые и пристали к этому предложению. «Посмотри-ка, – сказала одна из них хозяйской дочке, – посмотри, где мой брат? Что с ним теперь?» Села за зеркало хозяйская дочка, все обставили как должно, и стала она смотреть, а другие все расселись поодаль, и молчали, и тихо, тихо, шепотом переговаривались, чтобы не мешать вещунье. Долго сидела она, не произнося ни слова, – оно уж стало и надоедать другим, – как вдруг заговорила. Вот, вот, туман сходит со стекла, вот лесок, песчаный берег, река, большая быстрая река! Господи, сколько народу! Все войска, лагерь, солдаты, пушки, кони на обоих берегах. Что это так суетятся у подошвы горы, на самом берегу? Кажется, все штабные тут… А, отчалила лодка с того берега, в ней маленького роста генерал сидит; вот плот на середине реки, другая лодка причалила, смотри! Оленина подошла и стала за стулом подруги, посмотрела в зеркало и сама увидела все это. «Вот и другой генерал взошел на плот, он повернулся – Государь!» – вскричала хозяйская дочь и вскочила сама, пораженная удивлением.

Это было 13-е июня, день Тильзитского свидания двух императоров, о котором уж, конечно, никто не думал, не гадал, и всего менее эти молодые девушки.

Из записок И.И. Греча

Тереза Ивановна Шне, урожденная Шенгоф… моя прабабушка, умершая в 1802 году, лет 90 от рода… при веселом характере одарена была вторым зрением, не редко предчувствовала и предвидела, что случится.

Однажды умер в Лемберге какой-то генерал; сбираясь на похороны, Тереза стояла перед зеркалом и забавлялась гримасами и кривляньями. Вдруг видит, стоит позади ее бледная высокая фигура, в зеленом халате, и строго грозит ей пальцем. Тереза обернулась – нет никого; ей так почудилось. Но каков был ее испуг, когда она в тот же вечер увидела в гробу эту самую неизвестную ей дотоле фигуру в зеленом халате.

У нее было еще несколько таких похождений, которых я не помню.

Вскоре по выходе в замужество моей матери, скончался отец ее, Яков Филиппович Фрейгольд (17 дек. 1786). Этот печальный случай ознаменован был удивительным вещим сном моей матушки, которая действительно одарена была каким-то шотландским вторым зрением. Она провела целый день у больного отца, читала ему книгу, подавала ему лекарство, радовалась облегчению его страданий, и оставила его поздно вечером. Ночью снится ей, что она видит отца на том же болезненном одре. Подле него стоят: жена, сын и младшая дочь; перед ним на столике три чашки. Он берет одну и велит выпить ее сыну; другую выпивает дочь. Взяв третью чашку, больной оглядывается: «Где же другая дочь моя, где Катенька?» – «Она дома, – возражает жена, – она не очень здорова, и как я думаю беременна. Дай я выпью за нее». – «Нет! – сказал он, – у меня есть сын. Выпей, Александр, эту чашку за мать и младенца». Сын исполнил это приказание, больной опустился на подушку и закрыл глаза. Матушка в ужасе проснулась.

Было три часа. Движение ее разбудило мужа. «Что с тобою?» «Ничего,