Замолчав, отец переводит взгляд на меня, но я все еще в каком-то оцепенении. Не могу даже его поприветствовать.

– Франческо! Ты не представляешь, что мне рассказали о нашем герое рабы! Знаешь, почему он весь в ожогах? Он… дважды прыгал через стену пламени и во второй раз увяз в хлопке, поджег штаны с рубахой! – Глаза отца горят яростью, и я могу его понять. Черт! Таким Джейден решил со мной не делиться. – Благо у рабов нашлось покрывало, в котором его с подпаленной задницей доставили домой.

– Джейден, черт тебя подери! – рычу я на брата.

– А что, по мне сразу не заметно? Случились некоторые неурядицы! – Глаза отца лезут на лоб, как у раздавленной лягушки, и брат мгновенно меняет тон с ехидного на покаянный: – В смысле, беда случилась, ой, какая беда…

Если бы не ожоги по всему телу, отец дал бы ему подзатыльник. Иногда у самого руки чешутся помочь мозгам брата занять правильное положение.

– Да и ты, Франческо, хорош, – мрачно продолжает отец. Обычно он непрошибаемо спокоен, однако все, что касается нас, воспринимает близко к сердцу. – Врывается, значит, к нам в дом Грегори с тобой на руках и орет, как индюк на плахе. Мне казалось, падать в обморок подобает Патриции, но нет! У нее и брат прекрасно справляется! – Отец трет лоб и переносицу. – Вы оба помотали мне сегодня душу. Последние волосы выпадут через два дня! Благо хоть один из вас троих с головой на плечах. Хантер не только смог отсечь поле, но и вернулся на своих двоих.

– У него возгорание было поменьше… – начинает Джейден, но отец сердито его перебивает:

– Да ты бы и о спичку обжегся всем телом! Лежи и думай, чего говоришь, иначе я заткну тебе рот тряпкой!

Джейден хмурится, сжимает губы и отворачивается, но больше не ерничает: отца мы чтим и любим. Рядом со мной раздается, вероятно, сотый за этот день обреченный выдох.

– Я рад, что с вами в итоге все в порядке. – Отец скупо улыбается. – Теперь уж точно никто не будет путать Джейдена и Хантера. – Он трогает себя за губу, и я понимаю: вероятно, у брата останется шрам на лице. Да и по всему телу…

– Ну вот видишь, отец, что-то хорошее можно найти во всем. – Джейден пытается пожать плечами, но морщится от боли и бросает эту затею.

Кажется, поучения закончены: отец больше не ворчит на него. Наконец-то, если честно, силы стремительно покидают меня. Я пытаюсь подвигать пальцами, но они как-то не очень хорошо меня слушаются.

– В любом случае, – снова отец нарушает тишину, – я пришел сюда, чтобы поговорить с вами серьезно.

Ох, рано я расслабился. – Боюсь, этот пожар не был случайностью. Кто-то… кто-то поджег наши поля.

Несколько секунд мы молчим, потом я нарушаю тишину первым, выпалив:

– В смысле? Кому это нужно?! Половина города живет за счет наших урожаев и не только! – Меня трясет, но нет сил даже поднять голову. – Какие доказательства есть? Поля вспыхивают с регулярностью в два года.

Но в моей тираде нет смысла, это скорее отчаяние, чем шок. Я ведь думал об этом и сам. День выдался нежарким, и чтобы сразу в трех местах…

– Раб видел какого-то парня у окраин, когда мы сидели и ждали священника, – отвечает отец. – Этот раб и нашел потом на куске, который отсекал Хантер, факел. Его плохо смазали маслом и бросили не в горящее поле. Не удивлюсь, если это провокация. А улик было бы больше, будь мои два других сына поумнее и повнимательней. – Отец вновь устало трет переносицу. – И это еще не все…

– Ну что еще? – не в силах сдержать гнев, рыкаю я, но мгновенно себя одергиваю. – Прости, отец, я не хотел. Голова не соображает.

– Сделаю вид, что не слышал этого, – фыркает он и мрачнеет сильнее. – Овцы. Загон с овцами сломан на востоке. Мы потеряли пятую часть голов. Рабы хоть и ищут их по лесу, но вы и сами в курсе, насколько бараны упрямы. – Даже сообщая плохую новость, отец не упускает возможности поддеть нас лишний раз.

– Франческо, ты серьезно задаешься вопросом, кто устроил разруху на ранчо? – Джейден, что удивительно, отлично выражает эмоции, используя всего лишь один глаз и губы. Ему в бродячий цирк нужно, а не хлопок возделывать, это уж точно. – Конечно, за этим стоят Риды! Кому еще может прийти на ум поджигать чужое поле, а уж тем более выпускать овец? Пусть мне молния в голову попадет прямо сейчас, если овцы сами научились задвижки открывать и прыгать на полтора метра!

– И зачем Ридам это делать? – опять вспыхиваю я. – Джейден, что за бред? Во-первых, зачем разрушать то, что ты планируешь покупать? А во‐вторых, все Риды пришли в церковь! Кому ее поджигать?

Мне стоит сходить к доктору. Неужели я сейчас защищаю Ридов? Хорошо, одного конкретного Рида.

– Зато я вижу, – в комнату заходит Хантер. Вид у него мрачный, если не сказать злой. Ему тоже хочется рыкнуть на меня и Джейдена, но брат сдерживается. – Им нужно ранчо. Им нужна земля, а не то, что на ней растет. Чем меньше у нас будет шансов расплатиться с рентой, тем в более ужасной ситуации мы окажемся. Прибыв в наш город, он предложил отцу двадцать ежегодных выплат, завтра предложит пятнадцать, а то и десять. Он подталкивает нас к пропасти. По моим скромнейшим подсчетам, сгорело не менее десятой части хлопка и, как сказал отец, пятая часть овец разбежалась койотам на корм. Мы подходим к черте, когда будем вынуждены продать все имеющиеся запасы в попытках сохранить ранчо.

– Грегори не такой… – зачем-то говорю я, признавая тем самым правоту Хантера. Ужасно хочется поговорить с Грегори. Да вот только… Вряд ли он в курсе.

– Мы знаем, – шипит Хантер. – Он себе на уме. Ходит за тобой, болтает чушь, плюет на то, чем занимается остальная семья. Странный парень, но в нем я почему-то не сомневаюсь. А вот братья его…

Я не успеваю ничего понять, не успеваю дослушать. Перед глазами пляшут разноцветные круги, голова отказывается работать – и я просто начинаю падать. Я лечу на пол, даже не пытаясь удержать онемевшее тело.

Сильные руки отца и Хантера подхватывают меня до того, как зубы разлетелись бы по углам комнаты Джейдена. Они что-то говорят мне, но, осознав бессмысленность попыток достучаться до затуманенного сознания, подхватывают и куда-то