когда я начинаю загружать посудомоечную машину.

– Я так рада, что ты смогла приехать сегодня, – говорит Энн.

– Я рада быть здесь. Вы потрясающий повар.

Я ставлю стеклянную миску на верхнюю полку.

– Приму за комплимент из уст дочери двух профессиональных поваров.

Мы обе смеемся, а она начинает отмывать блюдо от подливы.

– Я уверена, что мама с радостью поделится рецептами. Если бы она могла, то целыми днями говорила бы о еде.

– Что ж, я бы с радостью ей позволила.

Я кладу в посудомоечную машину две вилки.

– Я могла бы дать ей ваш номер, если хотите. Если нет, то это совершенно нормально. Вам необязательно разговаривать с шеф-поваром о своей готовке – у вас правда потрясающе получается. Ладно, что-то я много болтаю.

Я вспотела? Почему я вдруг так нервничаю?

На мое плечо ложится теплая рука, а Энн тихо смеется.

– Тебе не нужно нервничать из-за меня, дорогая. Ты могла бы войти в мою дверь с третьим глазом или пастельно-зеленой кожей, и я бы все равно обожала тебя просто потому, что ты делаешь моего сына счастливым и он любит тебя.

От ее слов я замираю, превращаясь в неподвижную статую.

– Тебя это удивляет? – спрашивает Энн.

– Мы еще не говорили этого друг другу, – хриплю я.

– Все нормально. Вы оба молоды. Это придет со временем.

– Вы так уверенно говорите.

Она задумчиво хмыкает.

– Я хорошо знаю своего сына, Ава. Он ни за что не привел бы тебя на встречу со мной, если бы не видел совместного будущего. А как он смотрит на тебя, когда думает, что никто не видит? Он не может спрятать от меня эти чувства.

Ее слова проникают глубоко и пугают меня гораздо больше, чем я хочу признать.

– Можно вопрос? – выпаливаю я.

Энн поворачивается ко мне с нежной улыбкой и вытаскивает руки из раковины, вытирая их кухонным полотенцем.

– Всегда, дорогая.

– Вы когда-нибудь беспокоитесь о том времени, когда он уедет?

Она подносит уже сухую руку к шее и зажимает в кулаке висящий на цепочке медальон.

– Конечно. Но я знаю, что он всегда будет рядом, когда будет нужен нам. Оукли заботился о нас с Грейси с тех пор, как скончался его отец. Ему нужен этот шанс жить дальше.

У меня перехватывает дыхание, и Энн ругается себе под нос. Я уверена, что выгляжу как маньячка, когда таращусь на нее, приоткрыв губы от удивления. Меня пронзает внезапная боль, и мне хочется подбежать к своему парню и обнять его.

– Есть ли шанс, что ты это уже знаешь и я не ляпнула, не подумав? – спрашивает Энн, морщась. Я просто качаю головой. – Вот блин.

– Все нормально. Не могу притвориться, что никогда не задавалась вопросом, почему Оукли никогда не говорит об отце. – Или почему он не проводит Рождество с ними. – Вы не знали.

– Прошу, иди поговори с ним, а я закончу с посудой. Не хочу быть тем, кто расскажет тебе что-то раньше него. – Энн всхлипывает и бросается к рулону бумажных полотенец на столешнице. Оторвав одно, она прячет лицо и снова шмыгает носом. – О господи. Вот я даю.

Что-то заставляет меня обойти ее и крепко обнять крошечную, немного согбенную женщину. Она позволяет мне держать ее несколько секунд, прежде чем ответить тем же и намочить угол моей футболки слезами, которых я, к счастью, не вижу.

– Скажи ему, что мне жаль, что я выпалила все это до того, как он успел тебе рассказать. Пожалуйста, Ава.

– Конечно.

Она всхлипывает в последний раз и отходит. Если бы не легкое покраснение вокруг глаз, вы никогда не догадаетесь, что она плакала.

– Спасибо. За это, но еще за то, что ты есть. Я понимаю, почему Оукли влюбился в тебя.

Искренность в ее глазах немного ошеломляет. К счастью, она просто еще раз улыбается мне и снова поворачивается к раковине, возобновляя мытье.

Я набираюсь решимости и иду обратно в столовую, где лицом к лицу встречаюсь с единственным человеком, оставшимся за столом.

Я даже не пытаюсь притвориться, что не узнала только что про его отца. Оукли смотрит на меня с болью в глазах, говорящей о том, что он все слышал.

Глава 26

Оукли

Ава смотрит на меня, как олень в свете фар. По ее лицу пробегает рябь, и я качаю головой, как будто убеждая ее, что она не сделала ничего плохого.

– Я должен был рассказать тебе.

– Ты бы рассказал, – заявляет она очень уверенно.

– Он не секрет, – защищаюсь я.

– Да, не секрет.

Я выдыхаю и опускаю глаза. Мой папа не тайна, но мне стыдно, как будто я превратил его смерть в нее. Конечно, я не рассказываю об этом всем и каждому, но не потому, что пытаюсь скрыть. Мне просто нравятся мои личные границы.

Но Ава? Ава не чужой человек, и я должен был рассказать ей, прежде чем она узнала об этом от кого-то другого.

– Мы можем поговорить в моей комнате? – спрашиваю я.

Она тянется ко мне и берет мои руки, стиснутые на коленях. Я встаю.

– Конечно.

Мы молча поднимаемся в мою комнату, и, как только входим внутрь, я закрываю дверь и запираю ее на случай, если кто-нибудь попытается войти и полюбопытствовать. Ава осматривается. У нее еще не было возможности побывать здесь, учитывая, насколько сумасшедший день сегодня был.

– Она очень тебе подходит, – мягко говорит она.

Я поворачиваюсь спиной к двери и оглядываю комнату.

– Комната захламлена. Мама не позволяет мне убрать некоторые вещи.

Ава подходит к полке над комодом, которая прогибается под трофеями, лентами и фотографиями. Она проводит пальцем по нижнему краю рамки с фотографией, на которой стоим мы с отцом, когда я учился играть в хоккей.

– Ты похож на него.

В горле встает ком.

– Нам все время это говорили. До сих пор говорят. Грейси копия мамы, а я его.

– Мне очень жаль, Оукли.

Я смотрю на нее и купаюсь в любви в ее глазах. Я жажду большего и, не соображая, что делаю, подхватываю ее на руки и несу к своей кровати. Я сажусь спиной к каркасу кровати, а Ава устраивается у меня на коленях. Я крепче обнимаю ее.

– Расскажи мне о нем, – шепчет она.

– Его звали Джейми, – выпаливаю я.

Ава ласково сжимает мое плечо.

– Зовут, – шепчет Ава. Я растерянно смотрю на нее. – Его зовут Джейми. Он никогда не уходил. Не до конца, – объясняет она.

Простое заявление, но от этих слов у меня кружится голова.