Мерцающие гирлянды свисают с высоких, покрытых инеем деревьев и обвивают высокий забор.

Бесчисленные ряды оленей и других рождественских украшений заполняют поле за забором, обозначая расчищенную от снега переполненную парковку недалеко от дороги. Трудно не потеряться во всей этой красоте, мечтательно глядя в окно.

Это зимний рай.

Как только Оукли останавливает пикап, я хватаю шапку и варежки, распахиваю дверь и выпрыгиваю. Резкое изменение температуры оглушает, но я почти не замечаю его в своем теплом снаряжении. Я слишком взволнована, чтобы беспокоиться о холоде.

– Тут очень красиво. Поторопи свою прекрасную задницу! – кричу я, ухмыляясь, когда Оукли обходит капот и встает рядом.

Окинув его взглядом, я сдерживаю довольный вздох. Он такой красивый, что, честно говоря, немного смешно. Даже облаченный в шапку, шарф и длинную толстую шерстяную куртку, он не выглядит ни капельки громоздким. Вместо этого он выглядит так, будто ему место в каталоге зимней одежды.

И когда он улыбается мне, понимающе ловя мой голодный взгляд, я борюсь с обмороком.

– Давай проведем здесь пару часов, а потом поедем домой, и ты сможешь соблазнить меня. Звучит неплохо? – спрашивает он, быстро подмигнув.

– Мне нравится.

Смеясь, он обнимает меня за плечи, притягивая к себе. Он проводит рукой вверх и вниз по моей руке, словно пытаясь согреть. Я прислоняюсь щекой к его боку.

– Как ты нашел это место? – спрашиваю я, когда мы сворачиваем на одну из множества обозначенных троп, ведущих ко входу.

– Мэтт рассказал. Я подумал о том, как сильно ты любишь все связанное с Рождеством и что тебе понравится.

– Очень красиво, – отмечаю я, находя взглядом статую Санта-Клауса, обозначающую вход в нескольких футах впереди. В одной руке он держит табличку с надписью «Загородные огни Ванкувера», а в другой – тарелку с печеньем.

– Остальные скоро должны быть здесь. Им повезло, и они проскочили без пробок.

Внезапно до нас долетает смесь очень красочных слов, и я ухмыляюсь. Адам первым замечает нас. Он быстро пихает Мэтта локтем в живот и показывает на нас с Оукли.

Как только я замечаю группу, собравшуюся возле оленьей упряжки Санты и больших красных саней, я уже не могу отвести от них глаз. Они не только громкие, но и каким-то образом убедили Тайлера надеть поверх куртки ожерелье из больших мигающих красных и зеленых рождественских гирлянд. Его угрюмый вид очевиден, и это заставляет меня смеяться, как полную дурочку.

– Самое время, О! – говорит Адам.

Я закатываю глаза.

– Все вопросы к пробкам.

Все быстро обнимаются, прежде чем направиться к входной арке.

– Хорошие украшения, Тай, – поддразнивает Оукли, отстраняясь ровно настолько, чтобы протянуть руку и дернуть за гирлянду на шее ворчуна.

Тайлер что-то бурчит, но не делает попытки снять ожерелье, а просто отталкивает руку Оукли.

– Это была моя идея. Я подумал, что ему нужно немного рождественского духа. Может быть, нам удастся убедить Санту не наполнять его чулок углем в этом году, – подкалывает Адам, оглядываясь через плечо на нашу троицу, идущую следом за ним, Морган и Мэттом.

Мэтт обнимает Морган за талию, и на сердце теплеет, когда я наблюдаю, как она прижимается к нему. Я даже не хочу думать о том, насколько одинокой я бы себя чувствовала сейчас, если бы со мной не было Оукли.

Все знают, что это лишь вопрос времени, когда Мэтт сделает ее своей женой, и я, например, жду не дождусь этого дня.

Эти двое так же вечны, как и мы с Оукли.

– Ой, Тайлер, ты все еще веришь в Санту? Какая прелесть, – поет Оукли.

Адам громко смеется, и Тайлер целенаправленно наступает на его кроссовку. Адам спотыкается и быстро показывает ему средний палец, когда восстанавливает равновесие. Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться.

– Тебе придется просить у Санты пару костылей, если не заткнешься, – предупреждает Тайлер, наклоняясь мимо меня, чтобы взглянуть на Оукли.

Я качаю головой и позволяю тихому смеху вырваться наружу. Ссоры и пустые угрозы продолжаются, пока мы идем по тропинкам в поле. Огни кажутся бесконечными в лучшем смысле. С каждым поворотом появляется новая композиция из ярких гирлянд, фигур и инсталляций. Я никогда не видела ничего подобного.

– Нам нужно попросить кого-нибудь сфотографировать нас перед уходом, – говорит Морган, когда впереди показывается выход.

Все согласно гудят, и мы отходим к забору с капающими синими огнями, отпустив Морган охотиться за кем-нибудь, кто готов нас сфотографировать.

Холод пощипывает щеки, а дыхание вырывается большими белыми клубами, но я бы ни за что не стала торопить этот момент. Руки Оукли, обвивающие меня, и его грудь у меня за спиной, именно то, где я хочу быть.

Моей лучшей подруге-экстраверту требуется всего пара минут, чтобы найти согласного, и, быстро расположив нас всех так, как, по ее мнению, выглядит лучше всего, она бросается к группе.

Адам стоит справа от меня, Тайлер – слева, а Оукли – за спиной, сложив руки на моем животе, не желая отпускать меня ни на секунду. Морган и Мэтт прижимаются к Адаму с другого бока.

Я расслабляюсь в объятиях Оукли и дрожу, когда он кладет подбородок мне на плечо, уткнувшись щекой в шею. Сильная волна блаженства зарождается внутри, когда я улыбаюсь в камеру.

– Я люблю тебя, – шепчет Оукли, касаясь кончиком носа моей мочки. – Чертовски сильно.

Накрывая его руки в перчатках своими, я сжимаю их и отвечаю:

– Я тоже тебя люблю.

И буду любить до конца своей жизни.