Я тихо урчу и целую ее висок и щеки.

– И правда «ого». Не думаю, что у меня когда-либо был такой секс.

– И у меня. Я как бы хочу повторить.

– Уже? Ты ненасытная.

Ее смех – музыка для моих ушей.

– Гордись.

Я рисую круги вдоль ее позвоночника, позволяя спокойствию момента окутать нас теплом.

– Я все исправлю, Ава. Обещаю.

– Я знаю.

Глава 34

Ава

Я нажимаю на дверной звонок и смеюсь над звоном, который разносится по дому. Это такая специфическая песня, экстравагантная и ненужная. Но моя мама любит менять мелочи, чтобы сделать пространство своим. Это одна из ее самых милых причуд.

Как раз когда мысль улетучивается, дверь открывает папа. Он мгновенно ухмыляется мне, распахивает дверь и приглашает меня войти.

– Ого, привет, дорогая. Не знал, что ты придешь сегодня.

Я захожу в дом, а он вытирает лоб тыльной стороной ладони, размазывая по коже что-то похожее на машинное масло.

– Сюрприз!

– Эй, я не жалуюсь. Мы всегда скучаем по тебе.

Он закрывает дверь и притягивает меня к себе, чтобы обнять.

Пользуясь моментом, я сжимаю его немного крепче, чем обычно. Он усмехается, когда я не позволяю ему отстраниться.

– Ты отпустишь меня в ближайшее время? – весело дразнит он.

Я неохотно отстраняюсь и застенчиво улыбаюсь.

– Извини.

Он ерошит мне волосы на макушке и ведет через дом в гостиную. Там горит камин, потрескивая и наполняя воздух запахом дыма.

– Это мой ребенок? Какой сюрприз!

Из кухни выбегает мама, ее щеки испачканы в муке. Она моментально обнимает меня, и я растворяюсь в ее объятиях.

– Почему вы оба такие грязные? Сначала папа с маслом, а теперь ты в муке.

На меня обрушиваются эмоции, пока я стою в объятиях женщины, которая взяла меня к себе, когда я думала, что никогда ни для кого не буду важна, и перевернула с ног на голову абсолютно все, что, как мне казалось, я знала о любви и семье.

Я пообещала себе не плакать сегодня, но мне следовало знать лучше. Лили – моя мама, а у мам есть странная способность заставлять тебя плакать, когда ты меньше всего этого ожидаешь. У них словно есть радар, который сигнализирует, когда они чувствуют какое-то внутреннее смятение в тех, кого любят, и их объятия становятся крепче и утешительнее.

Смаргивая подступившие слезы, я всхлипываю, и мама гладит меня по спине.

– О, детка. Я здесь, – шепчет она.

– Я не хотела сегодня плакать.

Я смеюсь, и мои плечи трясутся, несмотря на слезу, скатывающуюся по щеке.

Мама отстраняется, только чтобы подвести меня к дивану, стоящему напротив ее кресла для чтения. Я сажусь рядом с ней и, подтянув колени к груди, прислоняюсь к ее боку.

– Что случилось, Ава?

Ее тон теплый и нежный, но в то же время любознательный.

– Ты можешь прекратить охоту на того, кто проговорился Ребекке. За это им заплатили толстую пачку денег. В любом случае для меня это уже не важно.

Диван рядом со мной проминается, когда папа садится, ласково пихая меня плечом.

– И как ты об этом догадалась, малыш?

Я ничего не скрывала от родителей относительно Ребекки, но о вчерашней встрече собиралась рассказать позже. Очевидно, все пошло немного не по плану.

– Я встречалась с ней в кафе, чтобы поговорить и сказать, что больше не намерена тратить на нее свое время, но наша встреча превратилась в полный бардак. Оказывается, Ребекка вернулась не за мной, а потому что ее парню нужен был Оукли.

Слова горькие, но они не ранят.

– Вот это наглость. Ох, мне очень жаль, дорогая. Я боялась, что она причинит тебе боль, но хотела, чтобы ты составила собственное мнение. Эта женщина никогда не заслуживала тебя, Ава. Никогда, – твердо говорит мама, обнимая меня крепче.

– Я знаю. Наверное, я на секунду надеялась, что она скучала по мне, понимаешь? Что, возможно, она думала обо мне так же, как я думала о ней. Это было глупо.

Папа издает злобный звук, прежде чем проворчать:

– Подожди минутку. Это не было глупо. Ава, ты пятнадцать лет провела в системе. Твоя надежда на то, что женщина, которая тебя родила, скучала по тебе и увидит, какой ты стала, вовсе не глупость.

Меня преследует чувство вины, хотя я пытаюсь с ним бороться.

– Мне не следовало даже рассматривать эту идею. Мне кажется, что я ранила вас после всего, что вы для меня сделали. Появление Ребекки не должно было меня беспокоить. Теперь вы моя семья. Уже много лет. Я вас очень люблю.

Мой голос надламывается, и я сглатываю рычание.

– Октавия Лейтон, это самая большая чушь, которую я когда-либо слышала, – ругается мама резким тоном. – Мне не нравится, что ты так думаешь. Ты не ранила нас, любовь моя. Если на то пошло, ты показала нам, насколько повзрослела за последние несколько лет. Пятнадцатилетняя девочка, которую мы впервые встретили, которая злилась на весь мир, никогда бы не рискнула открыться ради этой женщины. Конечно, результат был не самым идеальным, но, по крайней мере, тебе больше не придется задаваться вопросами. Все кончено. Теперь ты можешь отпустить это, малышка.

– Даже если бы все пошло по-другому и ты решила бы общаться с Ребеккой, мы бы поддержали тебя, – добавляет папа, обнимая нас с мамой и притягивая ближе.

Мои брови хмурятся.

– Но вы же хотели тайное удочерение. Вот почему выбрали меня, так? Мои отношения с биологической матерью противоречат этой идее.

– Мы выбрали тебя не по этой причине, Ава. Мы хотели, чтобы ты стала частью нашей семьи, потому что полюбили тебя. Даже с этими ужасными байкерскими ботинками и твоим грубым поведением, – бормочет мама немного сдавленно от эмоций.

– Ботинки были ужасные. – Я задыхаюсь от смеха, вытирая влажные щеки. – Я так сильно люблю вас обоих. Я очень рада, что вы выбрали меня.

– Мы любим тебя сильнее, – говорит папа, целуя меня в один висок, а мама – в другой. Я улыбаюсь, чувствуя, что нахожусь именно там, где должна.

– А теперь расскажи нам про Оукли. Я слышала о скандале от твоего брата, но не от тебя, и это не годится, – цокает языком мама.

Папа напрягается, убирает руку, которой обнимал нас, и кладет ее на колено, закрываясь. Мне больно осознавать, что он все еще сомневается по поводу нас с Оукли. Особенно после всего, что произошло за последнее время. О чем я никогда-никогда не скажу своим родителям.

– Не думаю, что папа хочет это