– Извините! Не хотел вас напугать! Я делаю проект для школы, нам задали найти… Ой, вам плохо? – Последняя фраза потонула в гомоне толпы, высыпавшей из соседнего зала.

– Да все нормально…

Но парень смотрел не на меня. Лёша рядом распластался, обмяк, неестественно откинув голову. У моего бедра лежала беспомощно раскрытая ладонь. Та часть меня, что только что сотворила это, знала: жилка на его запястье не бьется.

– Ой божечки, я не хотел! – Парень кинулся к Лёше и стал глупо хватать его за руки. На нас начали оглядываться люди. – У него сердечный приступ? Инфаркт? Инсульт?

Чувствуя, как страх туго опоясывает грудную клетку, я нашарила в кармане телефон.

Пожалуйста! Я не хотела его убивать.

– Только не звоните в полицию, – взмолился парень. – Я правда не хотел…

Дрожащими пальцами я пролистывала контакты. Что делать? Набрать Антона? А чем он поможет?.. Нет, нужна «Скорая».

Как назло, все куда-то подевались; зал, еще десять минут назад полный галдящих подростков, опустел. Только кассир в дальнем углу пялился в экран компьютера да нерадивый фотограф перед нами испуганно цеплялся за фотоаппарат.

А Лёша так и лежал без движения.

Мысленно перекрестившись, я набрала на сенсорном экране «103».

Трескучий гудок. Еще один… Да ответьте же!

Рядом раздались стремительные шаги, и уверенный женский голос произнес:

– Выключи это.

В красном пальто и высоких сапогах надо мной стояла Юля. Лаковая сумочка на сгибе локтя повторяла цветом густо накрашенные губы. Юля была изящная и собранная, как два года назад. И очень злая. Она-то здесь откуда?

Юля повернулась к парню в полосатом свитере – тот так и держал перед собой бесполезный фотоаппарат.

– Как тебя зовут?

– Никита… – Он приоткрыл рот, ошеломленно рассматривая ее.

Юля шагнула к нему, на ходу расстегивая пальто.

– Никита, – повторила она так интимно, будто собиралась его поцеловать. – Я тебе нравлюсь?

Что? Что она делает?..

Парень склонил голову в знак согласия.

– Скажи это, – повторила Юля глубоким грудным голосом. Полы пальто разошлись, открывая облегающее бежевое платье. – Скажи, что тебе во мне нравится.

– М-м-м… Ну… – Неудачливый фотограф качнулся вперед, точно на шее у него висел магнит. Тишина вокруг нас стала почти осязаемой. Время потекло прозрачными золотыми струйками, и на меня дохнуло теплым воздухом.

– Что тебе нравится, малыш? – мягко повторила Юля, заглядывая парню в глаза.

– Вы красивая, – завороженно пробормотал он. – У вас красивая кожа. И губы. И…

Острые ноготки скользнули по опущенной руке с фотоаппаратом, и тот с глухим стуком шлепнулся на пол.

– А голос? – вкрадчиво спросила Юля.

– И голос, – послушно отозвался нерадивый фотограф. – Он у вас такой… Такой…

– Да?..

– Как у моей мамы, когда она хвалила меня в детстве! – выпалил парень и зажал себе рот ладонью.

Волшебство рассеялось. Юля надменно фыркнула, развернулась на каблуках, тряхнув идеально уложенными волосами, и склонилась к Лёше. Нос мне защекотал цветочный аромат – что-то терпкое, сладкое, как летняя ночь. Юля прижала ладонь к неподвижной Лёшиной груди, другой рукой приподняв ему голову. Стало так жарко, что я невольно отодвинулась – подальше от раскаленного сгустка энергии.

– Давай, Лёшик, – шепнула Юля. Ладонь ее лежала ровно там, где, я знала, под рубашкой расплывались безобразные белые шрамы. – Возвращайся ко мне. Ты сможешь.

Парень, назвавшийся Никитой, уперся руками в колени, будто ему было тяжело дышать, а потом и вовсе осел на пол. Продавец в дальнем углу заметил нас и вопросительно поднял косматые рыжие брови.

Только этого не хватало.

На нетвердых ногах я подошла к Никите и встала так, чтобы закрыть его от глаз продавца – и заодно от всего зала.

– Эй. Ты в порядке?

Никита поднял веснушчатое лицо – юное, по-детски округлое, с доверчивыми голубыми глазами. Я сглотнула, отчетливо видя, как от его груди к Лёше протянулась слабо мерцающая золотая нить. Краска стремительно сходила с некогда румяных щек.

«Так нельзя!» – тихонько пищала часть меня. А другая смотрела на вытекающую жизнь спокойно и ясно.

«Он сам виноват».

Ну нет! Нельзя убивать одного, чтобы жил другой.

Я схватилась за нить и дернула – острая боль впилась в пальцы. Ощущение было такое, словно я вцепилась в оголенный провод.

– Не смей! – рявкнула Юля.

Но я не разжимала кулак, наблюдая, как из золотой нить сперва становится голубоватой, а затем и вовсе блекнет.

Никита закашлялся, а Лёша вдруг слабо пошевелился. Открыл глаза.

– Юля? – спросил он, и я шумно выдохнула. Юля быстро провела рукой по его щеке, потрогала лоб, точно проверяла температуру. – Что ты здесь делаешь? Где Вера?

От облегчения я чуть не осела рядом с бедным Никитой. Но вместо этого кое-как доковыляла до соседнего дивана и рухнула на него, наблюдая, как Лёша осторожно пожимает Юлины руки.

В голове один вопрос наскакивал на другой, усталость была такая, что хотелось лечь прямо на плитку в разводах от колы. Что я только что сделала? Откуда появилась Юля? Она действительно готова была убить этого мальчика, лишь бы Лёша ожил?

Ладонь горела, но я не смотрела на нее, чтобы не ужасаться ране – или что там осталось от нити.

Никита тяжело поднялся. На фотоаппарат он даже не взглянул.

– Никита, – небрежно позвала Юля и, цокая каблуками, отошла от дивана. В приглушенном электрическом свете она казалась вылитой Барби. – Иди домой.

– Как скажете.

Еле переставляя ноги, он побрел в сторону лестницы. Юля подхватила с пола свою элегантную сумочку и повернулась ко мне.

– Я скажу это один раз, Вера. – Каждое слово резало воздух, как заточенный нож. – Лёша – мой. Он отдал мне свое сердце, сделав Девой. Только мне решать, когда оно остановится. И запомни: я всегда – всегда! – знаю, где он. – Вокруг ее опущенных рук начало собираться золотое сияние, похожее на сонм мерцающих светлячков. – Я знаю, когда вмешаться, чтобы его случайно не заморозила глупая. Неопытная. Непредусмотрительная. Девчонка. – Последнее слово она выплюнула с таким презрением, что я наверняка бы обиделась, останься у меня на это силы. – Надеюсь, ты поняла меня.

Сияющий шар оторвался от ее рук и врезался мне в грудь. Чувство было такое, будто в меня кинули кусочек солнца. Я невольно выдохнула, ощущая, что могу заморозить это солнце, если захочу.

Но я не хотела.

– Юля, – слабо позвал Лёша.

На нас уже во все глаза пялился кассир и, судя по виду, вот-вот собирался позвать охрану.

– Она не… – Узкая ладонь взметнулась в воздух, и Лёша замолчал.

Юля подошла ко мне. Голубые глаза с аккуратными стрелками смотрели высокомерно.

– Ты поняла меня, Вера? – сухо повторила