– Я благодарен вам, Реена, – Крис глядел на Эстер, но и помещение окинул взглядом. – Случившееся… – он страдальчески потёр переносицу, поморщился, – нам с Эстер сейчас нелегко.

Вот уж кто не выглядит несчастной, так это моя булочка. Пока папа строит из себя жертву, та открыто игнорирует молоко, уделив всё внимание шляпке гостьи.

Гостьи, что лишила её детства с отцом.

– Какая класивая сляпааа! – восхищённое прощупывание почвы.

Мерзавка лишь дёрнула углом рта.

– Мы плохо разошлись. Неважно начали, так и кончили, но четыре года… ваша светлость, мы не чужие люди…

– Да, конечно. Спасибо вам Реена, – и он! Он! Он накрыл её руку своей ладонью.

На меня будто потолок рухнул.

– Ваша светлость…

– Давайте оставим. Церемонии, они… мы не чужие люди… – глаза ослицы расширились, приступил румянец, и эта дрянь положила свою ладонь поверх его.

На ты? На ты? С ней?!

– Кристофер, наш развод…

– Не нужно. Слишком много всего произошло. Мы оба были молоды и не готовы.

Да что происходит! Демон тебя дери!!!

– Я, я готова была вымаливать прощение, молить тебя простить мне боль измены, – дама что натянутая струна, слегка провела языком по губам.

Мать-Земля! Она же кокетничает! Она кокетничает, а он! Он! Он тоже… того. Отвечает!

– В этом нет нужды. Я понимаю, что обижал тебя всю нашу семейную жизнь. Словом, ты не виновата ни в чём.

– Можно поиглать?

– Конечно, милая, – Крис улыбнулся ей так тепло, так открыто, словно и не стоит в шаге от измены её матери.

Прокляну! Силой клянусь! Не знаю, что этот горе-актёр задумал, но так прокляну, что эта женщина станет последней в его жизни!

Тем временем Эстер ловко тиснула со стола шляпу. Она была не красивой. Аляпистой. С множеством цветов, россыпью мелких и крупных бусин. Идеально для трёхлетки.

От резкого движения падаль отшатнулась с криком:

– Кристофер! Этот ребёнок!

И чудо! Снова появился мой муж. Скулы дрогнули, ноздри расширились, так всегда, когда он пытается дышать, чтобы не говорить.

– Этот ребёнок моя дочь, Реена, – имя-то какое! Почти как Змеена. Клянусь, она не уйдёт теперь просто так. Ей мало было? По моему плану, она должна была уехать первым же поездом, но она здесь. В моём доме!

– То есть… дочь той женщины… – она будто задумалась и в задумчивости приоткрыла рот, поднесла к нему костяшку пальца, выражая ту работу, не свойственную женщине, – мысли.

Она было дёрнулась за шляпой в руках у Эстер, как услышала:

– Моя дочь.

Та кивнула. Не ему, собственным мыслям.

– Я хотела выразить тебе своё сочувствие, возможно, предложить помощь? Я понимаю, как сложно тебе, – покрутила бывшая маркиза ладонью в воздухе, – в таком доме, остаться одному… с стазисной и ребёнком…

Жёваный крот! Сама ты стазисная!

– Это очень благородно с твоей стороны, – Крис улыбнулся ей так, словно никого краше никогда не видел.

Благородно? Да она соблазняет тебя, демонов ты олух!

– Если только я могу…

– Мне, право неловко, но если ты сочтёшь это удобным, я был бы крайне тебе обязан… останься у нас ночевать? – и взгяд, как у котёнка.

Ну всё!

«Змей!» – хоть и мысленно, но я рявкнула. Рявкнула так, что саму трухануло. – «Выползай из лаборатории!»

Пока он дошёл до кухни я объяснила ему происходящее.

«Говорю тебе, не может там быть никакого приворота. Ей просто не на что было его сделать».

Неужели он сам? Сам хочет…

– О! Ена! Какими судьбами в наших пенатах?

Потрясающе красивый молодой блондин вплыл в кухню походкой ленивого кота. Плюхнулся за стол рядом с бывшей любовницей, закинул по-хозяйски руку на спинку её стула, сдул прядь, выбившуюся из небрежного хвоста, и одним махом выпил содержимое её чашки.

Небрежно звякнул по блюдцу, отодвинул посуду.

Бывшая обоих мужчин глядела на него выпученными глазами, силилась закрыть рот и не могла.

– Ты…?

– Я, кошечка, соскучилась?

– Вы знакомы? – лицо Криса моментально сделалось прежним. Каменным, спокойным, рот изогнулся привычно-презрительно.

– И очень близко, да кошечка? – огромная лапища Змея скользнула на женское бедро, ощутимо сжала.

– Ты! Да как ты смеешь? – она очнулась, скинула его руку, – после того, что ты сделал! – леди довольно быстро включилась: – Кристофер! Это он! Этот человек! Он… – дамочка всхлипнула, глаза увлажнились, – он воспользовался моей растерянностью, мои горем от твоего безразличия… он, – мерзавка выудила платок, – он соблазнил меня.

Крис следил за действом не выдавая заинтересованности, но я то знаю, какую бурю подчас скрывает эта маска.

– Ээй! Полегче, кошечка. Это ещё кто кого соблазнил! – скабрёзненько прозвучало.

Крис не стал наслаждаться перепалкой, встал, подошёл к очищенному камину. Взял кочергу, присел на корточки, будто шевеля несуществующие поленья. Металл противно проскрежетал по каменному полу.

Его бывшая жена продолжала что-то шипеть на моего фамильяра, тот ехидничал в ответ, всё это происходило будто где-то далеко, в другой комнате.

– Неужели нельзя было дать мне проучить тебя…? – сказал тихо, себе под нос. Но он знает, что я рядом, я слышу. – Ты сама знаешь, что виновата передо мной. Днём клянёшься быть со мной и этой же ночью бросаешь…

Никакие другие его слова в этот миг не смогли бы прогнать охватившую меня жажду мести. Короткая фраза усталым шёпотом и мокрый взгляд в зело камина.

Ему нет дела до происходящего в двух шагах. Этому молодому, сильному мужчине очень больно. Больно так, что в его светлой голове нет путей избавления, кроме как обидеть меня.

Стон ветра прогудел из каминной трубы. Он разбудил Энни, что дремала, уложив голову на лапы, плед, в который я куталась здесь, на кухне, уже почти весь на полу, его и облюбовала собака. Один её глаз лениво приоткрылся, обнажились клычки и Энни тихо, вибрирующе зарычала. Не угрожая, укоряя.

– Тшш, тихо, девочка, – Крис ласкающе положил ладонь на лохматую собачью голову.

“Змей! Наверх!” – вложила в голос всю серьёзность, тщательно скрывая страх.

Фамильяр глянул вопросительно, удивлённо. – “Поторопись!”

– Сними с меня этот демонов браслет! – услышал Змей, только лишь возник на пороге.

– Таша…

Я не стала слушать. Вложила больше приказа в голос и повторила. Нет времени. Ещё миг и страх придёт, передумаю.

На меня Змей больше не смотрел. Как только почувствовал нажим захлопнул рот, пошёл. У моей руки, аккуратно уложенной папой вдоль тела, он заколебался на мгновение и сдёрнул артефакт, из-за которого я не могла ни уйти, ни вернуться.

Тело было деревянным. А краски ярче. И запахи! Здесь пахнет цветами! Холодно!

– Мать-Земля, как холодно, – грусти от этого факта нет ни грамма в голосе. Только ликование. – Я снова