гарантия Польше была дана Англией только 31 марта, после того как варшавское правительство уже 26 марта отвергло германские требования, то это утверждение однозначно опровергнуто документами, найденными осенью 1939 г. при взятии Варшавы. Среди них находилось донесение польского посла в Лондоне Рацынского польскому министру иностранных дел от 29 марта 1939 г., из которого, несомненно, явствует, что британское обещание поддержки было дано ему, по меньшей мере в устной форме, уже 24 марта.

Для меня явилось полной неожиданностью, когда 26 марта посол Липский вручил мне (что характерно, не допущенный в Нюрнберге в качестве документа защиты) меморандум польского правительства, в котором в бесцеремонной форме отклонялись германские предложения относительно возвращения Данцига и экстерриториальных транспортных путей через коридор. Липский придал ситуации еще более острый характер тем, что в ответ на мою возобновленную попытку разъяснить необходимость возвращения Данцига в рейх заявил: «Любое дальнейшее преследование цели осуществления этих германских планов, а особенно касающихся возвращения Данцига рейху, означает вой ну с Польшей»[109].

Это заявление (если не сказать эта угроза) Липского, полностью противоречившее договору 1934 г., фюрер, когда я доложил ему о нем, воспринял спокойно. Однако он поручил мне сообщить польскому послу: если в заявлении говорится о войне, то решение, разумеется, найдено не будет.

6 апреля Бек заключил в Лондоне временное соглашение Польши, Англии и Франции относительно обязательств о взаимной пдмощи. Эта временная договоренность подлежала в дальнейшем (так говорилось в коммюнике) замене долгосрочным соглашением.

В ответ на польско-английские действия Германия 28 апреля 1939 г. своим меморандумом, который я вручил послу Липскому, расторгла германо-польское соглашение 1934 г. В меморандуме указывалось на то, что, заключая англо-польский договор, Польша связывает себя политическими обязательствами в отношении третьей державы и отвергает предложенное ей Германией урегулирование данцигского вопроса, а также отказывается от укрепления дружественных соседских отношений с последней. Англопольский договор — вопиющее нарушение германо-польского заявления от 26.1.1934 г., которое Польша таким образом сама лишила силы. Пакт о взаимопомощи между Англией и Польшей — это не просто разрыв пакта о ненападении и договора о дружбе 1934 г., который исключал конфликт с применением силы между Германией и Польшей. Более того, теперь Польша в случае вооруженного столкновения между Англией и Германией даже была бы обязана напасть на нас!

Еще важнее было то, что англо-польский пакт резко противоречил составленному самим Чемберленом проекту дополнительного заявления к Мюнхенскому соглашению, который категорически предусматривал, что Англия и Германия не могут, что бы ни случилось, брать на себя никаких политических обязательств без предварительных консультаций друг с другом.

Политика Англии получила поддержку в виде послания, которое американский президент Рузвельт 14 апреля 1939 г. направил Адольфу Гитлеру и Муссолини и в котором он требовал от Германии и Италии, но отнюдь не от западных держав заверения, что их вооруженные силы не нападут ни на территорию, ни на владения более чем тридцати поименно перечисленных европейских и неевропейских государств.

Отношения между Германией и США после жестокого разочарования в тех надеждах, которые немецкий народ связывал с 14 пунктами Вильсона, вскоре снова стали удовлетворительными. Это в особенности имело место при президенте Герберте Гувере[110], личное участливое отношение которого к голодающим массам Германии сразу после первой мировой войны у нас не было забыто{25}.

Однако вскоре после вступления Рузвельта на президентский пост в январе 1933 г. в этих отношениях произошло изменение. Первыми признаками его явилось то, что Америка полностью примкнула к неприемлемой для Германии французской точке зрения по вопросу о разоружении, а также направила послом в Берлин недружественно настроенного к нам мистера Уильяма Додда. После нескольких лет, в течение которых Рузвельт больше занимался внутренней политикой, он в 1937 г. интенсивно принялся за политику внешнюю, чтобы таким образом отвлечь американскую общественность от трудностей внутри страны.

В своей известной «карантинной речи» в Чикаго 5 октября 1937 г. Рузвельт в первую очередь выступил против Японии; точно так же он охарактеризовал как агрессора Италию за ее войну против Абиссинии [Эфиопии] и без всяких на то оснований обвинил и Германию. Примечательно, что при этом он тоталитарную Россию не упомянул.

В начале 1938 г. Рузвельт представил конгрессу огромную программу вооружения. Тем временем американская пресса развернула против Германии острую войну под идеологическим знаком. Поэтому при вступлении на свой пост министра иностранных дел я обнаружил напряженное положение в отношениях между обеими странами и, несмотря на все трудности, прилагал силы для их улучшения.

После аншлюса Австрии и Мюнхенского соглашения позиция американского президента в отношении Германии стала еще более резкой. В середине ноября 1938 г. Рузвельт, одновременно отозвав американского посла из Берлина, заявил, что Соединенные Штаты возобновлять нормальные дипломатические отношения с Германией не намерены.

Воинственные происки тогдашних американских послов в Париже и Лондоне, пользовавшихся особым доверием Рузвельта, были разоблачены найденными в Варшаве, а затем и во Франции документами.

Этим американским влиянием, пожалуй, объясняется двойственная позиция британского правительства в тот имевший решающее значение период. В США действовали крупные и могущественные силы, которые издавна стремились к войне против Германии.

О позиции Рузвельта сообщал своему правительству в Варшаву весьма наглядные и показательные подробности такой, разумеется стоящий вне подозрений, свидетель, как польский посол в Вашингтоне граф Ежи Потоцкий. Из его сообщений ясно видно, что приготовления президента Рузвельта к предстоящему участию США в войне далеко продвинулись уже весной 1939 г. Они дают представление о решении Рузвельта не участвовать в будущей войне с самого начала, а завершить ее.

Посол США в Париже У. Буллит[111], с которым Потоцкий беседовал в Вашингтоне перед отъездом того во Францию, на вопрос польского посла, будут ли Соединенные Штаты участвовать в войне против Германии, ответил: «Вне всякого сомнения, да, но только после того как Франция и Англия нанесут удар первыми». Заслуживает внимания, что сам граф Потоцкий не обнаружил тогда отправной точки такого хода развития, ибо «Германия предположительно первой на Англию и Францию не нападет».

Во второй найденной нами телеграмме Потоцкий сообщает о целом чемодане «инструкций», который Буллит захватил с собой в Париж, чтобы воздействовать на Кэ д’Орсе. Об этих «директивах» Потоцкий смог сообщить, в частности, что, по мнению Рузвельта, «Франция и Англия должны положить конец всякой политике компромисса с тоталитарными государствами».

В феврале 1939 г. польский посол в Париже Лукасевич дополнительно сообщает: «Соединенные Штаты располагают различными и чрезвычайно эффективными средствами принуждения в отношении Англии», которые должны быть пущены в ход, чтобы ослабить какие-либо имеющиеся в Англии тенденции к компромиссу. При этом Буллит категорически заявил Лукасевичу, что «позиция Вашингтона определяется прежде всего реальными интересами Соединенных