Шрифт:
Закладка:
Я ознакомил фюрера с этой речью Сталина и настоятельно просил его дать мне полномочия для требующихся шагов, дабы установить, действительно ли за нею скрывается серьезное желание Сталина. Сначала Адольф Гитлер занял выжидательную позицию и колебался. Но когда находившиеся на точке замерзания переговоры о заключении германо-советского торгового договора возобновились, я все-таки предпринял в Москве зондаж насчет того, нет ли возможности преодоления политических разногласий и урегулирования вопросов, существующих между Берлином и Москвой. Переговоры о торговом договоре, которые очень умело вел посланник Шнурре, за сравнительно короткий период продвинулись вперед.
Взаимные дипломатические беседы становились все более содержательными. В конечном счете я дипломатическим путем подготовил заключение пакта о ненападении между Германией и Россией. В ответ на телеграмму Адольфа Гитлера Сталин пригласил полномочного представителя Германии в Москву.
В качестве добавления к этому весьма лаконичному изложению моим мужем предыстории германо-русского пакта приведу здесь некоторые выдержки из служебных документов министерства иностранных дел[117]. Из них видно, насколько велики были трудности, которые пришлось преодолевать моему мужу, и не в последнюю очередь со стороны Гитлера. Так, еще 20 июня 1939 г. Гитлер заявлял, что «германское правительство в возобновлении экономических переговоров с Россией в настоящее время не заинтересовано[118]. Важным пунктом переговоров [о пакте] явилась беседа, которую мой муж 2 августа 1939 г. имел с советником советского посольства Астаховым[119] и содержание которой он по телеграфу подробно сообщил германскому послу в Москве:
«Вчера вечером я принял в министерстве русского поверенного в делах, который до сих пор занимался другими вопросами. Моей целью было продолжить с ним известные вам беседы, которые еще раньше с моего согласия велись с Астаховым сотрудниками министерства иностранных дел. Я начал с беседы о переговорах насчет заключения торгового договора, которые в настоящий момент, к нашей радости, успешно развиваются, и охарактеризовал такое торговое соглашение как хороший этап на пути к нормализации германо-русских отношений, если она является желательной. Как известно, тон нашей прессы по отношению к России за последние более чем полгода стал существенно иным. Я считаю, что, если у русской стороны наличествует такое же желание, новое урегулирование наших отношений является возможным при соблюдении двух предпосылок:
а) невмешательство во внутренние дела другого государства (г-н Астахов считает это вполне возможным);
б) отказ от политики, направленной против наших жизненных интересов. На это Астахов окончательного ответа дать не смог, но высказался в том смысле, что его правительство имеет желание вести с Германией политику взаимопонимания.
Я продолжал: наша политика прямолинейна и определена на длительный срок, нам спешить некуда{27}. Наша готовность в отношении Москвы налицо, дело, следовательно, за тем, какой путь желают ее правители. Если Москва займет позицию против нас, мы знали бы, что нам делать и как нам действовать; в противном же случае на всем протяжении от Балтийского моря до Черного не было бы ни одной проблемы, которую нельзя было бы решить между нами. Я сказал, что на Балтийском море места хватит для нас обоих и что русские интересы здесь никоим образом с нашими не сталкиваются. Что касается Польши, то мы за дальнейшим развитием событий здесь следим внимательно и с ледяным спокойствием. В случае польской провокации мы разделаемся с Польшей в недельный срок. В этой связи я сделал намек, что о судьбе Польши мы можем с Россией договориться. Германо-японские отношения я охарактеризовал как хорошие и дружественные, они являются прочными. Однако насчет русско-японских отношений у меня свои взгляды (под этим я подразумевал modus vivendi между обеими странами на длительный срок).
Весь разговор я провел в непринужденном тоне и в заключение дал поверенному в делах еще раз понять, что мы в большой политике не проводим такую же тактику, как демократические державы. Мы привыкли стоять на солидной почве, нам нет нужды обращать внимание на колеблющееся общественное мнение, и мы не желаем никаких сенсаций. Если же такие разговоры, как наш, не будут столь конфиденциальными, как они того требуют, от их продолжения придется отказаться. Мы не поднимаем вокруг этого никакого шума: выбор, как уже сказано, остается за Москвой. Если наши соображения вызывают там интерес, пусть г-н Молотов снова возобновит контакт с графом Шуленбургом.
Дополнение для графа Шуленбурга[120].
Я вел разговор, не выказывая никакой спешки. Поверенный в делах, казавшийся заинтересованным, со своей стороны неоднократно пытался конкретизировать разговор; в ответ на это я дал ему понять, что не готов ни к какой конкретизации до тех пор, пока нам не будет официально сообщено желание советского правительства приступить к формированию новых отношений. Если Астахов получит инструкции в этом духе, с нашей стороны будет проявлен интерес к быстрой конкретизации. Сообщаю вам это исключительно для вашей личной информации.
Риббентроп»
Дальнейшим шагом в подготовке переговоров послужила телеграмма моего мужа германскому послу в Москве от 14.8.1939 г. В ней с принципиальной точки зрения рассматривается проблема германо-советского взаимопонимания[121].
«Прошу Вас посетить г-на Молотова и сообщить ему следующее:
1. Противоречие мировоззрений национал-социалистической Германии и СССР было в последние годы единственной причиной, по которой Германия и СССР противостояли друг другу в двух раздельных и борющихся между собой лагерях. Ход развития в недавнее время, как кажется, показывает, что различные мировоззрения не исключают разумных отношений между обоими го-?царствами и восстановления их нового хорошего сотрудничества, ем самым можно было бы закончить период внешнеполитической враждебности и открыть путь к новому будущему обоих государств.
2. Реальных противоречий интересов Германии и СССР не имеется, жизненные пространства Германии и СССР хотя и соприкасаются, но в своих естественных потребностях не пересекаются. Тем самым какая-либо причина агрессивной тенденции одного государства против другого априори отсутствует. Германия никаких агрессивных намерений против СССР не имеет. Имперское правительство придерживается взгляда, что в пространстве между Балтийским морем и Черным морем нет такого вопроса, который не мог бы быть урегулирован к полному удовлетворению обеих стран. К ним принадлежат такие вопросы, как Балтийское море, Прибалтика, Польша, вопросы Юго-Востока [Европы] и т. д. Более того, политическое сотрудничество обеих стран могло бы быть лишь полезным. Это относится как к германской, так и к
