Шрифт:
Закладка:
В самом деле, если опираться только на то, что некоторые исследователи считают самым древним, но в то же время единственно критически приемлемым «преданием», то о Деве Марии мы узнаем немного. Мать Иисуса не входила в кружок приверженцев, собиравшихся вокруг Сына во время его проповеднических странствий. Возможное присутствие Марии в тот период отражено только в одном эпизоде, который, на первый взгляд, мало назвать неблагоприятным.
Как повествует Евангелие от Марка, повсюду распространялись известия о служении Иисуса в Галилее и слава о совершенных Им чудесах и об успехе его проповеди. До его родных дошли и слухи о порочащих Его обвинениях:
Говорили: в Нем нечистый дух (Мк 3:30)
И услышавши, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя (Мк 3:21).
И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его. Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя. И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо тот, кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и матерь (Мк 3:31–35; ср. Мф 24–32; Лк 11:15–23; 12:10).
Если слова Марка воспринимать в прямом смысле, то мы не можем не задать себе вопрос: действительно ли Иисуса во время его общественного служения не признавали его близкие и, прежде всего, – мать? Высказывалось предположение, что в Евангелии от Марка по сравнению с Евангелиями от Матфея и Луки намеренно обострены противоречия между Иисусом и его близкими (όι παρ αυτου). Этот эпизод у Марка относится к той же группе, что и сцена спора с Иисусом об изгнании бесов (Мк 3:22–30). Озабоченность семьи Иисуса как будто близка к явной враждебности к Нему со стороны книжников, пришедших из Иерусалима (Мк 3:22). Возможно, Марк полагал, что опасения семьи по поводу умственного здоровья Иисуса созвучны обвинению, будто Он действует силою Вельзевула (3:22), и по этой причине близкие хотели помешать его служению людям.
Конечно, размышления относительно свидетельств Евангелия от Марка заведут нас слишком далеко. Но пока мы должны подчеркнуть, что при внимательном рассмотрении скрытый упрек Иисуса в адрес матери и близких не обязательно указывает на полный и окончательный разрыв отношений с ними. Следует также вспомнить о возвращении крестившегося у Иоанна Иисуса с учениками в Назарет. После стольких чудес и такой успешной проповеди Он не творит там никакого чуда. Сам Иисус удивляется неверию, с которым Он столкнулся в «отечестве» своем (εἰς τὴν πατρίδα) (Мк 6:1, 6). Согласно Марку, земляки Иисуса говорят о Нем: «Не плотник ли Он, сын Марии» (Мк 6:3; ср. Мф 13:55)? Они не упоминают об Иосифе и обозначают его только по профессии плотника или, как предпочитают говорить некоторые, столяра. Его происхождение относят только к Марии, признанной матери.
С другой стороны, довольно вероятно, хотя и не доказано, присутствие Марии на Голгофе (Ин 19:25–27). Наверняка, она пребывала среди учеников после воскресения (Деян 1:14). Это не позволяет думать, что Иисус из Назарета полностью и окончательно вступил в Свою новую семью, состоящую из учеников, и решительно порвал с семьей во главе с матерью, в которой Он родился.
В любом случае остается фактом, что Мария, особенно в так называемых Евангелиях детства (Матфея и Луки), занимает видное место и что на основе этих текстов на протяжении столетий расцветала «мариологическая» рефлексия. У этой науки немало достижений, но не редки были и крайности, нарушавшие «христологическую концентрацию» христианской веры. Вместе с тем даже в связи с упомянутыми Евангелиями у критиков возникает немало недоумений, и они относятся к ним с недоверием.
Прежде всего уже сам «литературный жанр» рассказов о зачатии, рождении и детстве Иисуса, с которых начинают Матфей и Лука, ставит немало проблем. Их тексты не вполне однотипны, так же как и дальнейшее изложение. После напряженной завязки, где описаны впечатляющие чудесные события, Матфей и Лука словно забывают о том, что рассказали в начале, или не придают этому большого значения. Марк же сразу приступает к повествованию о жизни взрослого Иисуса от крещения до смерти на кресте и, далее, до воскресения. То же самое, по-своему, делает Иоанн, хотя его Евангелие начинается с потрясающего Пролога о предсуществовании и воплощении Христа как Логоса Бога.
Отличающиеся особым жанром «Евангелия детства» передают те «предания», что существенно отличаются от «преданий» о публичном служении Иисуса и о Его страданиях и смерти. Почти все свидетели событий, связанных с рождеством Иисуса (Захария, Елисавета, Иоанн Креститель, Иосиф, Анна, Симеон), или умерли, или, вероятно, не участвовали в формировании «преданий» о самом первом периоде его исторического существования, сообщенных Матфеем и Лукой. Напротив, очевидцев служения взрослого Иисуса нашлось достаточно. Некоторые из них стали главами и выдающимися руководителями первоначальной Церкви и поэтому могут быть ответственны за источники, которые перетекли в Евангелия. Исследователь, разумеется, может даже выдвинуть гипотезу, что к появлению источников о детстве Иисуса причастна Мария, поскольку в первые годы существования Церкви она жила в Иерусалиме (Деян 1:14). Однако эту гипотезу опровергают противоречия между Матфеем и Лукой в ряде ключевых пунктов. Так, если у Матфея в 1-й и 2-й главах основная роль отведена Иосифу, то у Луки (тоже 1–2) на первом плане находится фигура Марии. Согласно Матфею, весть о девственном зачатии у Марии принимает Иосиф, согласно Луке – только Мария. В повествовании о детстве Лука (1:39–56) излагает два цикла рассказов о благовещении и рождестве – Иоанна Крестителя и Иисуса. Пункт, где эти циклы пересекаются, связан с родством Марии и Елисаветы, став источником легенд о «посещении». Пересечение циклов – в принципе независимых – было создано, по всей видимости, самим Лукой.
Следовательно, в самом деле нужно с осторожностью принимать «Евангелия детства» как прямой источник «исторической» информации, в частности того же типа, что и «исторические» рассказы о страданиях и смерти Иисуса. С достаточной очевидностью обнаруживается, что здесь перед нами – скорее «богословские» построения Матфея и Луки, нежели воспоминания Марии или, возможно, откровения самого Иисуса. Допустимо считать, что «Евангелия детства» скорее порождены христианской рефлексией о спасительной миссии умершего и воскресшего Христа, воспринимаемого в свете Ветхого Завета (но также во всей своей потрясающей новизне).
Мы помним, что Иисус, после того, как спросил учеников: «За кого почитают Меня люди?», – задал
