окружающих. Вид группы женщин – причем, как представляется, хотя бы в отдельных случаях без сопровождения мужей, – ходящих по Галилее с неженатым мужчиной, который изгонял из них бесов, лечил их и учил – учил наравне с учениками-мужчинами – как будто не помогало его служению, а заставляло благочестивых людей, нахмурив брови, делать оскорбительные замечания. И в самом деле, критики клеймили Иисуса как женолюба, обжору и пьяницу, друга мытарей и грешников (Мф 11:19 и пар.), одержимого бесом и умалишенного (Мк 3:20–30 и пар.; Ин 8:48). Бродячая компания его поклонниц-женщин без мужей, иные из которых прежде были одержимы бесами, а теперь приносили Иисусу деньги и еду, бросала вызов традиционному крестьянскому обществу. Однако, считалось это скандальным или нет, им всё же дозволяли следовать за Ним и служить Ему. Поэтому, если оставить в стороне лексические проблемы, то можно сделать вывод, что Иисус считал этих женщин своими ученицами[197].

Глава восьмая

Дева Мария, «благословенная между женами»

8.1. «Мать Иисуса» и «раба Господня»

От начала и до конца своего исторического существования Иисус из Назарета был окружен женщинам, и Он часто бывал рядом с ними: от своей матери Марии, которая, как рассказывают Евангелия, родила Его, спеленала и положила в ясли, до множества женщин, встречавшихся с Ним на протяжении Его земного пути. Некоторые из них следовали за Ним до того момента, когда в молчании и скорби смотрели на позорную и мучительную казнь. Поэтому, рассмотрев отношения между Иисусом и женщинами вообще (гл. 7), уместно и даже необходимо поговорить о Его матери Марии, о женщине, «благословенной между женами» (Лк 1:42).

Однако тут мы сталкиваемся с серьезными возражениями, если не сказать с яростными атаками многих феминисток, связанными с образом и культом Девы Марии, – «великого исключения», лишь укрепившего патриархальные структуры угнетения женщин и представляющего собой «религиозную проекцию мужской безбрачной священнической иерархии – проекцию, которая идеологически узаконила господство мужчин в обществе»[198].

Образ, культ Девы Марии вовсе не составил альтернативу в виде сильной женской фигуры, способной стать для всех женщин надеждой на интеллектуальный прогресс, независимую идентичность, полную сексуальную реализацию. Напротив, этот образ и культ, с одной стороны, идеализирует девственность в ущерб сексуальности, а с другой, односторонне отождествляет идеал женственности с материнством и с религиозных позиций восхваляет послушание, смирение, пассивность, подчинение как главные добродетели женщины. «Эта Мария не может стать для женщин примером, вдохновляющим на борьбу за освобождение, ни как человеческое существо женской природы (она зависима), ни как обожествленная Мадонна (но не вполне божественная)»[199].

Значит, правы наши сестры феминистки, думающие подобным образом? Возможно ли, чтобы евангельская Мария подавляла и оскорбляла стольких женщин? Но если евангельская Мария оскорбляла и подавляла, какое из оскорблений и подавлений больше Иисуса Назарянина? И того, что этот Иисус еще и Христос, Господь и Сын Божий?

В Евангелии от Луки в рассказе о благовещении, переведенном близко к греческому тексту, ангел Гавриил обращается к Деве Марии так: «Радуйся (Χατρи), Благодатная (объект-милости-Божьей) (kεχαριτωμένη), Господь с Тобою. ‹…› Ты обрела благодать (χάριν) у Бога» (Лк 1:28, 30).

Слишком безрассудно недооценивать исключительность или, точнее, уникальность подобного ангельского приветствия в Священном Писании христиан. Написав так, евангелист взял на себя огромную ответственность. Из этих слов, конечно, явствует, что восхваляется прежде всего Бог как «субъект» свободного избрания и дарования своей безграничной милости Деве Марии. Помимо прочего эти слова свидетельствуют о наличии в оригинальном греческом тексте слов, родственных, или образованных о χάρις – благодать, таких, как χάρις, κεχαριτωμένη и собственно χάρην. Таким образом, в счастливой полифонический и полисемантической игре, т. е. в игре звуков и значений, из уст ангела снова раздается благая весть о любви Бога к людям, сосредоточившаяся в тот момент на одном человеке, на одной женщине – Деве Марии, чего прежде никогда не случалось. Для Луки χάρις – «отличительная черта спасительного послания или послания, воспринимаемого как спасительное»[200], так что, когда он произносит «слова о благодати», то в сущности лишь перефразирует слово «евангелие».

Отсюда можно сделать шаг вперед и более четко усвоить, что означает у Луки приветствие ангела, обращенное к Марии. Небесный посланец, называя ее «благодатной» («благодати полной»), употребляет греческое слово κεχαριτωμένη, т. е. пассивное причастие прошедшего времени от глагола χαριτόω, что означает «наделить милостью», «даровать благодать»; в Новом Завете оно используется только по отношению к действиям Бога. Но, сообщая, что ангел выражается именно так, Лука, по нашему мнению, использует один из многих способов передачи речей Бога, встречающийся не только в Новом Завете, но и в современном иудаизме, – так называемый «божественный пассив».

Такой лингвистический прием, утвердившийся еще до христианской эры, позволял особенно строго соблюсти вторую заповедь, которая, как известно, запрещает произносить имя Бога (Исх 20:7; Втор 5:11). Употребив пассивную форму глагола, можно опустить имя «деятеля», но одновременно указать, кто совершает действие. В иудейском религиозном контексте субъектом, не выраженным глаголом в пассиве, может быть Бог. «Божественный пассив» таким образом получил широкое распространение в еврейской диаспоре, говорившей по-гречески (в частности, в Септуагинте, а также в павловых посланиях, подвергшихся влиянию греческих переводов священных текстов Израиля). «Божественный пассив» прочно укоренился также в палестинском иудаизме и особенно, если не исключительно, в апокалиптической литературе, как обычно называют этот «литературный жанр». Здесь «божественный пассив» используется не столько из-за нежелания произносить имя Бога, сколько ради указания в завуалированном виде на таинственное эсхатологическое Божие деяние.

Иисус из Назарета, непринужденно употреблявший в речах о Боге прямые именования, как это хорошо видно в Евангелиях, нередко всё же следовал обычаям благочестивых евреев и обозначал действия Бога, прибегая к перифразам. Среди них насчитывается по меньшей мере сотня случаев употребления «божественного пассива». Иисус, вне сомнения, обращается к апокалипсическому стилю, но со своими собственными акцентами и в несравненно более широком и напряженном контексте, распространяя и вместе с тем сжимая этот стиль внутри «здесь» и «теперь» Своих дел и слов (в них принимает участие сам Бог). Следовательно, все «божественные пассивы» Иисуса нацелены на то, чтобы подтвердить, что в Нем исполнились Божии обетования, открылась тайна Божиего царства и совершилось вторжение Духа Божиего. Эти пассивы «возвещают, что время спасения пришло, пусть в скрытой форме, как в скрытой форме возвещен и конец мира. ‹…› Широкое использование “божественного пассива” не только в речах об апокалипсическом будущем, но и в проповедях вообще служит отличительным признаком собственных слов Иисуса»[201].

Так, например, когда Иисус объявляет: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся.‹…› Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. ‹…› Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф 5:4, 6,