Известная феминистка видит в евангельском рассказе о женщине сирофиникиянке критику этнических предрассудков Самого Иисуса…[184]

Марк подчеркивает личностные качества женщины; Матфей выделяет связанное с ней напряжение в создавшейся ситуации и веру женщины. Данн (Dunn) подтверждает свой основной тезис относительно важного значения устной передачи источников синоптических Евангелий и малой вероятности того, что они зависят от каких-либо рукописей, и указывает, что даже в этом случае говорить о каких-либо различных письменных версиях, о разных редакциях одного и того же эпизода означало бы направиться по ложному пути. В действительности первоначально существовали устные вариации (пересказы) одной и той же темы (их сюжет и ядро легко распознать), а не какие-то разные литературные источники. Избегая недооценки этого и других критических соображений, здесь следует вскрыть христологический и, так сказать, «феминистский» смысл евангельского послания Иисуса. Оно не исключает милосердия Бога даже в ответ на молитву язычницы о своей дочери и демонстрирует победу любви этой матери, хотя Он и послан «только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф 15:24).

Разумеется, не менее впечатляющ случай с женщиной, «страдающей кровотечением»: она болела двенадцать лет и «ни одним [врачом] не могла быть вылечена» (Лк 8:43). Несчастная «истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние» (Мк 5:26). Это состояние было не только тяжелым, но и позорным: дело не только в неизлечимой болезни, но и в заразной нечистоте. Согласно Торе (Лев 15:19–31), она не только нечиста сама, но и делает нечистыми всех и всё, с ней соприкасавшихся. Состояние нечистоты считалось подобным состоянию смерти: труп, лишенный жизни, был нечист, и тот, кто к нему прикасался, становился нечистым (Числ 19:11–13).

Эта женщина многие годы была больна, а следовательно, нечиста и поэтому исключена из общения со «святым народом»: ей запрещалось участвовать в отправлении культа, в религиозных праздниках, в том числе в Пасхе, и входить в помещения для женщин в иерусалимском Храме. Как установлено в Левите (15:19–30) и как напоминает экзегет-феминистка, эта женщина

заражает всех, кто к ней прикасается, кто ляжет на постель, где она спала, или сядет на стул, с которого она встала. Можно допустить, что в эти двенадцать лет, отмеченные проклятием нечистоты, она не только истратила все свои деньги, но и была лишена общения с друзьями и родными. В социальной атмосфере греко-римского мира появление этой женщины в общественных местах без друзей могло указывать на ее «бесчестие», но единственное объяснение, которое дает Евангелие, – это болезнь. Следовательно, именно болезнь поставила ее вне религиозной общины и даже вне достойного человеческого общества[185].

Итак, «страдающая кровотечением» была исключена из человеческого сообщества и, что еще хуже, из религиозной общины сынов Израилевых, почти как прокаженная. Поэтому нет ничего удивительного в том, что она рисковала полным разорением, лишь бы вернуть здоровье и вновь обрести ритуальную чистоту. И нет ничего удивительного в том, что она первой обратилась к Иисусу, сказав себе самой: если прикоснусь хотя бы к краю Его плаща, то выздоровею. Может быть, она и думала, что, раз нечиста, то через ее прикосновение нечистота перейдет на Иисуса. Значит, ее действие было смелым вдвойне: она нарушала социальные правила приличного поведения женщин и религиозный закон.

С трепетом она приблизилась к Иисусу и коснулась его одежды. Он, не тревожась из-за того, что, может быть, заразился нечистотой, обращается к женщине, называя ее «дщерь»: «Женщина нарушает табу, а Он ободряет и хвалит ее»[186].

Кровотечение тотчас прекращается. Женщина сразу ощутила, что избавилась от болезни ('από της μαστιγός [от бича]) и выздоровела. Иисус же почувствовал в Себе, что вышла из Него сила (δύναμιν). Поэтому, оглядев толпу, теснившую Его, Он спрашивает, кто прикоснулся к Его одежде. Объявив, что женщину спасла вера, Иисус одобряет ее инициативу и желает женщине идти в мире – отныне она здорова и счастлива (Мк 5:34).

Итак, мы видим, что Иисус не опасается прикасаться к женщинам и позволяет им прикасаться к Себе. Так, Он берет за руку тещу Петра, страдающую «горячкой», и исцеляет ее (Мк 1:31). Он позволяет дотронуться до Себя «неназванной» женщине в Вифании в доме Симона прокаженного, возлившей Ему на голову миро «из нарда чистого, драгоценного» (Мк 14:3). Иисус дотрагивается до умершей дочери Иаира и возвращает ее к жизни (Мк 5:21–23, 35–53). В данном случае Иисус действует особенно смело, т. к. эта девушка была мертва, а касаться трупа не дозволялось. Согласно Торе, все трупы нечисты и делают нечистыми тех, кто к ним прикасается (Числ 11–16; Агг 2:13; Иез 43:7). Поэтому Шюсслер Фьоренца заключает, что благодаря Иисусу «творческие жизненные силы женщин, проявляющиеся в “истечении крови”, не “дурны” и не ведут к смерти, но являются “восстановительными”, так что женщины могут “идти в шалом”, в эсхатологическом благоденствии и счастье с Богом»[187].

Не раз говорилось, что среди всех иудейских табу, спокойно и уверенно нарушенных Иисусом, табу, связанное с ритуальной нечистотой женщин, было самым значительным, самым стойким, самым распространенным. Даже опираясь только на то, о чем рассказывается в Евангелиях, можно сделать вывод, что Иисус встречается со многими женщинами, не обращая внимания на требования Торы и нормы религиозной практики, которые нужно было неукоснительно соблюдать: запрещение общаться с женщиной во время месячных циклов и даже просто разговаривать с ней. Здесь еще нужно упомянуть эпизоды с Марфой и Марией (Лк 10:38–42; Ин 11:21 сл.) и с самаритянкой (Ин 4: 6-27). Становится очевидно, что Иисус сразу поставил под сомнение иудейскую законническую систему о чистоте и нечистоте, создав предпосылки для устранения свода исключений, порочащих и унижающих женщин. «Предание» об Иисусе значительно обостряет развитую Иисусом тему высшей свободы, в том числе относительно ритуальной чистоты: «о вольном отношении Иисуса к ритуальной чистоте забыть нельзя. Еще во время его служения эта позиция стала причиной возмущения храмовых властей, а сам Иисус стал мишенью их злобы»[188].

Благодаря Ему раз навсегда была не только устранена разделенность между божественным и человеческим вообще, но был уничтожен губительный разрыв между божественным и женским, характерный для религии Израиля в частности. И разве стоит удивляться тому, что возвещенное Иисусом Евангелие, как и сама Его личность, оказали необычайное воздействие на женщин Израиля? Он не только позволил женщинам слушать Себя, но и – что по меньшей мере непривычно – разрешил группе женщин следовать