Через три дня, привал Восходов

Я смотрел на остывшую не то похлебку, не то кашу в своей плошке и пытался понять, что же и когда пошло не так. Еще там, в Криге, когда я взялся за корону турнира? В порту Стэкхола, едва я ступил на палубу «Луция»? В долбаном Оксоле или уже здесь, на отшибе, возле воснийских сел? А может, в тот проклятый день, когда я решил, что найду свой дом на материке среди дикарей?

Отряд Гвона трещал так, будто от этого зависела их жизнь.

– Давненько говорили, надыть тут третий Восход ставить, шириться, – объяснялся капрал. – А кого во главу – уж второй год решить не могут.

– Да че там решать, – Руш расхаживала вокруг костра, – самого жирного да постарше, и делов…

– Так и хотели поначалу, – отвечал один из братьев. – Не пошло. Одного в канаве нашли, второй вроде как повесился. Так говорят, но чую я, история-то с гнильцой…

Последний ломоть хлеба я догрыз на завтраке. Похлебка грозно косилась на меня из плошки. Мы оба понимали, что выбора у меня не осталось. Самое мерзкое – первая ложка. Потом привыкаешь.

Зато сегодня мне было кого винить, кроме себя. Вот, выходит, из-за чего мы топчемся в этом нищем краю – чужая алчность и глупость.

– Неужели нельзя договориться? – Я спрашивал впустую. В Воснии опаздывали, лгали, пили. – Для чего вельможам учиться писать, если это все пустая трата…

– Вшегда так было, – заметил Бун. – И не гофори, што у вас иначе!

– Договориться-то не только в Восходах надо, родня, – вздохнул капрал. – Есть проблемка посложнее. Давнишняя…

Я в недоумении оглянулся.

– А вон она, как на ладони. – Гвон с кряхтением приподнялся, привстал на цыпочки и указал на полосу елей.

За хвоей виднелись верхушки четырех башен. За все время, что мы таскались по округе, я их так и не заметил.

– Это?..

– Замок семьи Бато, мать его, не присягнувшего, – выругался Коваль, за ним вторил Амил:

– …замок на гиблом всхолмье.

– Там пока взберешьси, уже к маме захочешь, – заверил всех Гвон. – Распоганое местечко.

Я зачерпнул холодную кашу ложкой. Впрочем, кашей это бы не осмелился назвать даже самый бедный из крестьян. Братья уже управились с пайком и потому сопровождали ругань широкими жестами.

– Выкурить бы его, этого Бато, оттедова, и…

– Долы тоже так думали, полгода топтались, а все без толку. Строили на зависть. Заморская схема, во!

Бун махнул флягой, расплескав содержимое.

– Да што ты знаешь, Васко! За морем одна бестолошь и пески.

Я хмыкнул и добавил:

– И ходим все под себя, пока не помрем.

Шутку не оценили, за костром развязался спор. Все перебивали друг друга. Готовились биться до хрипоты:

– Скажешь, что у нас так не строят? А как же Вершки у Долов? А донжон у Кобыльей пущи, как его…

– …и он три болта проглотил, едва под стеной оказался…

– Дфе сотни замок не фозьмут!

Не нужно было учиться у Саманьи, чтобы понять: разговорами делу не поможешь. К тому же основная проблема Восходов начиналась вовсе не с отряда пьющего капрала. Я сплюнул острый стебель на землю.

Капрал попробовал утихомирить гвалт, но быстро сдался и отошел справить нужду, зачем-то всех об этом уведомив. Я дождался, пока единственный человек с жалованием скроется в лесу. Подсел к другу – Рут тщательно цеплял крупу ложкой – и тихо пожаловался:

– Какая война с таким снабжением? – Я приподнял плошку на уровень глаз. Поморщился: пальцы левой никак не заживали. – Половину часа вылавливаю комья грязи, вторую половину – сплевываю шелуху…

Оторва появилась будто из воздуха и опередила Рута:

– Быстро ты сдулся, дохляк.

Приятель даже не поднимал на меня взгляд – настолько был поглощен делом.

– Я пришел за победой. Своей землей, домом. – Сейчас эти слова казались настолько смешными, что я произнес их с трудом. Казалось, будто я сам пытался себя же и убедить. – Пока меня только обобрали, как в порту. Что дальше? К блохам – вшей? К голоду – обморок?

– Обморожение, – удивительно серьезно ответил Амил и поежился.

Будто назло, подул северный ветер. Зима в Криге у печи и зима в воснийских холмах – не одно и то же, верно?

– Все как вам и желалось, – Рут изобразил льстивого слугу и указал грязной ложкой на серый стяг, – во имя Воснии, – ложка сместилась к горизонту, – во имя второго Восхода…

– Для оруженосца ты больно много выделываешься, – огрызнулся я.

Рут бросил на меня ехидный взгляд и сплюнул шелуху за бревно. Оторва уже уселась по левую руку.

– Че говорить. Дело дрянь, ребята. Это и капралу видно.

– А фсе почему? – вскинулся Бун. – Завезли чушаков, не продохнуть…

– Посевы пожрал какой-то гад, – перебила его Руш.

Один из братьев уточнил:

– Кузнечик, говорю же, кузнечик…

Амил то и дело перехватывал свои тонкие запястья и ерзал на бревне.

– Так коли плохие всходы, чего войну развязывать?

– Когда тут было мирно, скажи-ка…

Бун выплеснул остатки похлебки на землю и добавил:

– Пустое дело тут шпорить. Война – не война. Как господа прикашут, так и будет.

Амил жалобно спросил:

– А мы?

– А мы хуже сраного кузнечика! – огрызнулся Коваль.

Керех выразительно молчал.

Я с тоской поглядел на пустое дно плошки. Мерзость, а все-таки лучше, чем покупать дневной паек за два серебряка.

Жизнерадостность Рута поубавилась, и тем не менее на фоне прочих он все еще сиял.

– Ты не унывай, пока рано. Основная беда начнется, как капралам будет нечем торговать.

Восточное крыло войска Восходов

На поляне вытоптали всю траву. Я кутался в плащ и смотрел на чужую роскошь. Во всем походе до Волока я лишь мельком видел нашу кавалерию. Теперь стало ясно почему. Всего одиннадцать всадников.

Я мог бы стать двенадцатым.

– Пошел, пошел! – крикнул восниец в полном доспехе и погнал коня.

Солнце двигалось к горизонту. За топотом копыт и звоном кольчуги я не слышал урчания в животе. Кавалеристы принимали копья от прислуги, пришпоривали коней и двигались от одной мишени к другой. Попадали, промахивались, отступали. Изредка ругались, что было почти невозможно разобрать под шлемами.

– Сбил?

– Задел!

Это походило на настоящую достойную работу. Я крепко пожалел, что забросил верховую езду в Криге.

– Подавай, шевелись! – зарычал кавалерист на пятнистом скакуне. Его не смели ослушаться.

Свист, топот, лязг кирасы, удар. Еще один мешок, набитый соломой, упал в грязь.

Глядя на породистых скакунов, я невесело ухмыльнулся: вот уж кто точно питался лучше меня в этом походе. Засмотревшись, я не сразу заметил, что солдаты начали