– Какие врата?

Беа подняла бровь, притворившись удивленной.

– О, ты не знаешь и про врата? – Она вздохнула, словно ей было невыносимо нести груз моего невежества и ее собственных познаний. – Похоже, ты такая же темная, как и твоя мама.

Я переломила мой мостик из коры.

– Врата – это единственный альтернативный путь в Навечье. – Девочка сложила руки на груди. – Так сюда попадают те, в ком нет крови Гримма.

Я-то думала, что сестра станет для меня источником утешения, а не соперничества, и уже начала беспокоиться, не станет ли она такой же, как тот ребенок, которого носила ма.

Беа ухмыльнулась, она была дико красивая, даже когда вредничала.

– Так сюда приходят солдаты, – сказала она. – Но это случается только в ночи, когда наступает первая четверть луны.

Я воткнула в кору ноготь и порвала ее.

– Солдаты? – переспросила я, не поднимая глаз.

Беа засмеялась.

– Ты ничего не знаешь и про них? Да ты, похоже, вообще ничего не знаешь.

Она смотрела на меня, ее красивые губы подрагивали, сестра ждала, что я признаю свое невежество и ее превосходство.

– Нет, не знаю, – ответила я так безразлично, словно речь шла о листе, скинутым мной с собственного колена.

Беа немного выпрямилась.

– Тогда тебе повезло, что это знаю я.

Лео

Каждый месяц, когда луна достигала своей первой четверти, Лео вставал ночью с кровати и шел в школьный сад, сначала дожидаясь, когда все в школе уснут. Он уже не помнил, когда его начало тянуть на эти ночные прогулки, но знал, что определенно что-то ищет.

Мальчик шел по лужайкам, по которым запрещалось ходить, ступая босыми ногами по мокрой траве, неторопливо проходил по каменным коридорам, где его бесшумные шаги не порождали эха. Он садился у стены школьной часовни, глядя на башню с часами, на вершине которой торчал большой бронзовый крест, и гадал, какую роль в эти ночи играет время. И с каждой проходящей секундой чувствовал, как луна влечет его все дальше.

Какой бы путь Лео ни выбирал, в конце концов он всегда оказывался в одном и том же месте – перед воротами школы. Они были высоки и широки – высоки, как пять мальчиков, стоящих друг у друга на плечах, и широки, как десять мальчиков, держащих друг друга за раскинутые руки. Этим воротам было четыреста семнадцать лет, их выковали, когда был заложен фундамент школы, и установили, когда укладывались первые кирпичи. Вид у них был грозный – толстые колья, заканчивающиеся крестоцветами, которые пронзали воздух, словно вилы (наверное, это чтобы устрашать тех учеников, которые желают сбежать). Ворота были затейливыми – на кольях были выгравированы латинские надписи, а сами они были обвиты кованым чугунным плющом. Их выковал в начале семнадцатого века личный кузнец короля Иакова I – во всяком случае, так гласило школьное предание.

Лео разглядывал эти ворота часами, всматриваясь в каждый лист, водя пальцами по каждому завитку с таким вниманием, что со стороны могло показаться, что он ковал затейливые чугунные створки сам.

А когда луна выходила из-за облаков и серебрила ворота, Лео всякий раз охватывало желание толкнуть ворота и пройти через них, как будто они были не заперты и путь был открыт. Каким бы странным ни было это желание, его сопровождало нечто еще более странное – твердая уверенность в том, что если он это сделает, то ступит не на гравий и бетон, а в совершенно иной мир.