И тут за желтой линией Лиана видит перо. Она нагибается и подбирает его. Перо черного дрозда[43]. Проведя им по щеке, она улыбается. Быть может, она и сходит с ума, но сейчас ей все равно. Наконец-то ей дан знак.

Сжимая в руке перо, она ступает на эскалатор и едет вверх, туда, где стоят автоматы по продаже билетов, затем выходит на тротуар и начинает ждать следующего знака. Однако его все нет, и она, повернув налево, идет вперед.

Десять минут спустя, сделав три левых поворота, Лиана оказывается рядом с церковью: Большая Церковь Пресвятой Марии. На нижней ветке ближайшей березы сидит черный дрозд. Ана улыбается и начинает подниматься на паперть.

Толкнув массивную деревянную дверь церкви, она входит, идет по проходу между рядами скамей и уже собирается сесть на одну из них, когда замечает исповедальню. Тут ее осеняет: она пришла сюда, чтобы исповедаться, чтобы рассказать о событиях последних недель тому, кто не знает ее, не сможет ее увидеть и не имеет права судить.

Поэтому, когда несколько минут спустя из исповедальни, шаркая, выходит миниатюрная женщина, Лиана заходит внутрь. Какое-то время она сидит молча, пока до нее не доходит, что священник ждет, когда с ним заговорят.

– Исповедайте, меня, отец… то есть, простите меня, отец, ибо я, э-э, согрешила, – говорит она. – Вообще-то я бы не назвала это грехом, но…

– Когда вы исповедовались в последний раз?

Лиана начинает гадать, что ему ответить. Какой срок может показаться ему правдоподобным?

– Две недели назад.

– Продолжайте.

– Вообще-то за это время многое переменилось. Моя тетя довела нас до банкротства и теперь хочет, чтобы я вышла замуж ради денег и спасла нас обеих. Сама она всегда именно так и поступала, но моя возлюбленная этого не хочет, и поначалу я тоже совсем этого не хотела, но теперь думаю, что это могло бы разом решить кучу проблем, однако…

Священник кашляет.

– Да, вам определенно нужно облегчить душу, – говорит он. – Так не начать ли нам с самого начала? Напомните мне…

– Ах да, и еще я начала… то есть это случилось всего один раз, вернее, три раза за один день… В общем, я слышу голоса.

Лиана напрягается, ожидая, что священник осудит ее, посмеется или предложит ей уйти.

– И такое случилось в первый раз?

Девушка кивает.

– Да.

– А вы сейчас принимаете какие-то лекарства от чего-то…

– Нет, нет, я…

– А что говорят эти ваши голоса?

– Ну, э-э, – Лиана не горела желанием вдаваться в детали. – Впечатление было такое, будто я подслушала половину чьей-то беседы.

Несколько минут священник молчит. Сжав руки на коленях, Ана смиренно ожидает его вердикта.

– Вообще-то, – говорит он, наконец, – если эти голоса не велят вам убивать котят или сталкивать старушек с велосипедов, я бы на вашем месте особо не волновался. Возможно, вам следует рассказать об этом вашему врачу и выслушать то, что скажет он. Вы, знаете ли, попали в неплохую компанию. Голоса слышала и Жанна д’Арк, и святой Франциск Ассизский…

Но почему я не могу перестать думать об Изикиеле Вульфе, лежащем в постели и поедающем булочки с корицей?

– Простите, что? Кто такой Изикиел Вульф? – спрашивает Лиана. Может быть, это какой-то малоизвестный католический святой? Святой покровитель изготовителей выпечки?

– Простите, кто?

– И-зи-киел Вульф, – повторяет девушка, подумав, что, возможно, неправильно произнесла это имя. – Вы гадали, как он выглядит э-э… голый.

– Что-что? – Похоже, священник позабавлен. – Могу сказать вам совершенно определенно, что ни о чем таком я и не помышлял. Учитывая непримиримую позицию Церкви по вопросу о гомосексуализме, если бы у меня и были подобные помыслы, я бы наверняка держал их при себе.

– Ну да, конечно, – идет на попятную Лиана. – Я вовсе не имела в виду…

– Могу ли я посоветовать вам, – перебивает ее священник, – обратиться за помощью, носящей не духовный, а… скажем так, более телесный характер?.. – Он опять кашляет. – За помощью психиатра.

Когда Ана выходит из церкви, черный дрозд поет. Она останавливается, смотрит на березу и снова слышит голос.

Пришло время отыскать твоих сестер.

4.57 пополудни – Беа

– Ты прекрасна.

Беа думает об устроенной ею бойне птиц, о чернилах, заполнивших ее жилы, о том, как она камнем расплющивала беззащитных улиток.

– Ничего я не прекрасна.

– Нет, ты прекрасна.

Беа смотрит на Вэли поверх чашки кофе, которую она после его настойчивых просьб разрешила ему купить ей в кафе.

– Если ты так считаешь, то вряд ли тебе стоит здесь учиться, потому что ты явный идиот.

– Вовсе нет. – Он кладет в свой чай три ложки сахара. – Я вижу тебя – именно тебя, – а не ту лапшу, которую ты вешаешь на уши всем…

– Лапшу на уши? – Беа выгибает бровь. – А не слишком ли быстро ты обнаглел?

– Тебя никак не назовешь образцом вежливости. – Вэли пробует чай и добавляет в чашку еще две ложки сахара. – Ладно, скажу иначе. Твое подсознание или твое суперэго, если ты предпочитаешь этот термин, – он отпивает еще глоток и кивает, – изо всех сил старается представить…

– О боже, ты изучаешь психологию. – Беа залпом проглатывает кофе, как будто это джин и ей не терпится опьянеть. – Мне следовало бы… Ты заманил меня сюда обманным путем, сказав, что изучаешь философию.

– И вовсе я этого не говорил. – Вэли протягивает руку к тарелке с ячменными лепешками, которая стоит между ними. Откусив кусок лепешки, он вытряхивает крошки из своей бороды. – Ты сочла это само собой разумеющимся, к тому же я… в общем, я изучаю философию, но неофициально.

Беа пристально смотрит на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ячменные лепешки надо подавать горячими, ты не находишь? И с маслом, которое будет таять и стекать по твоему подбородку. – Парень вздыхает и чуть заметно пожимает плечами. – Ну, вообще-то я хожу на лекции по философии для забавы и, когда могу, читаю философские труды.

– Господи, да ты еще более безнадежен, чем я думала. – Беа допивает остатки кофе. – Кто читает “Principia Mathematica” для забавы? Такими вещами не балуются, такие книги надо… – Она взмахивает рукой, словно отгоняя сигаретный дым, но в ее голос невольно вкрадываются восхищенные нотки. – Ты просто нелеп.

– Изучение философии ничем не хуже других времяпрепровождений, – говорит Вэли, доев одну лепешку и потянувшись за другой. – Это намного лучше, чем напиваться до бесчувствия или играть в видеоигры до четырех часов утра.