Потом она, в своем прекрасном зеленом платье, устроилась у него на коленях, обхватила за шею и поцеловала. Как следует. Ее тихий смешок запузырился у него на языке. А отстранившись, она горячими ладонями взяла его за щеки и любовно заглянула в лицо.

– Мой алеранец, – ласково сказала она. – Совсем бестолковый. – (Он захлопал глазами.) – Ты что, только теперь догадался, что есть на свете такие силы, которые могут нас разлучить? – не переставая улыбаться, спросила она.

– Ну, – замялся он, – ну… не то чтобы только теперь… – Он беспомощно умолк.

– Но так было всегда, алеранец, – сказала она. – Задолго до того, как на наши народы двинулся ворд. И осталось бы так, если бы ворда вовсе не было.

– О чем ты говоришь?

Она пожала плечами. А потом схватила его вилку и нож и отрезала еще кусочек мяса.

– Многое может оборвать жизнь. Даже если это жизнь алеранского гражданина. Болезнь. Пожар. Несчастный случай. В конце концов, старость. – Она сунула кусочек ему в рот, посмотрела, как он жует, и только потом отрезала себе. – Смерть придет наверняка, алеранец, за каждым из нас. Это правда. Мы знаем, что она отберет у нас всех, кого мы любим, или нас отберет у них. Это так же естественно, как приход ночи вслед за закатом.

– Китаи… – начал Тави.

Она сунула ему в рот еще кусочек мяса:

– Я не договорила.

Он, кивнув, стал жевать и слушать.

Она снова одобрительно кивнула:

– В сущности, в ворде, алеранец, нет ничего особенного, кроме того, что ты сам придумал. Он даже меньше многого другого опасен для нас.

Он проглотил и открыл рот:

– Как ты можешь такое говорить?

– А как я могу не говорить? – в тон ответила она. – Подумай сам. У тебя ведь неплохая голова, когда ты даешь себе труд ею пользоваться. Не сомневаюсь, в конце концов и до тебя дойдет.

Она изогнулась, потянулась, закинула руки за голову. Ладонь Тави сама собой оказалась у нее на спине, там, где платье не прикрывало тела. Он не удержался – принялся поглаживать мягкую кожу; едва касаясь, водил пальцами по кругу.

– Мм! Как мне это нравится! И платье нравится, и украшения – хотя на ночную охоту таких не наденешь. А все-таки красиво.

– И дорого, – добавил Тави. – Ты не поверишь.

Китаи закатила глаза:

– Опять о деньгах!

– Не у всех основным средством обмена служат обсидиановые наконечники, – подмигнул он.

– Верно, – бросила она в ответ. – Хотя, если бы желание кого-то убить каждый раз стоило алеранцу денег, может, ваша история стала бы не такой увлекательной. – Она еще раз улыбнулась ему глазами. – Эти камешки кажутся тебе красивыми, алеранец?

Тави погладил ее по щеке:

– Я бы предпочел видеть тебя безо всяких дополнений.

Она улыбнулась шире прежнего:

– Это, господин мой Октавиан, было бы совершенно против приличий. – Но ее рука уже подкрадывалась к застежке платья на шее. Тави тихонько зарычал, почувствовав, как его руки властно охватывают ее талию.

Стук копыт быстро приближался к уединенной беседке. Охрана, расставленная по настоянию Магнуса редкой цепью ниже по холму, окликнула гонца, требуя назвать пароль. Тот отозвался взволнованным высоким голосом.

Тави со стоном ткнулся лбом ей в… платье.

– Конечно! Самое время чему-то случиться.

Китаи тихонько хихикнула, съязвив:

– Хочешь, продолжим как ни в чем не бывало?

– Нет, клятые во́роны. – Тави снова вспыхнул. Вставая, он мягко ссадил ее с коленей. – Я прилично выгляжу?

Она, наклонившись, шаловливо лизнула его в уголок губ и тут же их вытерла салфеткой. Слегка поправив складки на его парадной тунике, она сказала:

– Выглядите как подобает, принцепс Октавиан.

Он тихо заворчал: кажется, напоминал себе, что гонцов не убивают, и откинул занавеску от входа в беседку. Вверх по склону к нему спешил легионный слуга и с ним гонец в доспехах антилланского ополчения. Антилланец, чеканя шаг не хуже опытного легионера, приблизился к Тави и, остановившись, четко отсалютовал:

– Принцепс.

Тави ответил на приветствие. Гонец, старший центурион сил городской обороны, вернулся из отставки, ему было ближе к пятидесяти, чем к сорока.

– Центурион… Рамус, кажется?

Тот с улыбкой кивнул:

– Так, сударь.

– Докладывайте.

– Приветствия от сенешаля Ванориуса, сударь, и сообщение из Ривы.

Тави поднял брови:

– Водяное послание?

– Да, су… – Взгляд центуриона метнулся к стоявшей позади Тави Китаи, и слова застряли у него в горле. Поспешно откашлявшись, центурион поклонился и снова отсалютовал. – Э… прошу простить за вторжение, госпожа посол. Тави оглянулся, проверяя, на месте ли ее платье. Оказалось, на месте. С Китаи заранее никогда не знаешь. Но и винить сбившегося на полуслове Рамуса не приходилось. Выглядела она ошеломительно.

– Донесение из Ривы, центурион, – поторопил Тави.

– Да, сударь, – ответил тот. – Консул Аквитейн сообщает, что город атакован.

Тави, моргнув, вздернул бровь, но от дальнейших проявлений удивления удержался.

– Вот как?

– Как? – вскинулась Китаи.

– Сообщение довольно краткое, сударь, – ответил центурион. – Благородный Ванориус просил сообщить вам, что какое-то вмешательство прервало передачу почти сразу. Пробилось только изображение Аквитейна и его голос – в последнее время ворд каким-то образом препятствует передачам, принцепс.

– Ну ладно, – сказал Тави. Коротко вздохнув, он через плечо бросил взгляд на Китаи. Та, уже набросив на себя темный дорожный плащ, кивнула.

– Я сейчас же ей скажу.

– Спасибо, – сказал Тави. Когда Китаи отошла, он обернулся к Рамусу. – Центурион, прошу передать господину сенешалю мои наилучшие пожелания и сообщить, что срок нашего выдвижения сдвигается на тридцать шесть часов. Я вывожу войска уже этой ночью. Городу следует приготовиться к принятию вспомогательных сил и беженцев – несколько раньше, чем мы ожидали.

– Слушаюсь, сударь, – откликнулся Рамус, но взгляд его стал недоверчиво жестким.

Тави оглядел центуриона. Один человек – но из тех, кого легионеры станут слушать. Антилланцы остаются наедине с канимами, в угрожающей близости. Вот и случай заронить в почву полезное зерно – одно из многих, разбросанных за последние дни.

– Центурион, – сказал Тави, – я был бы благодарен, если бы вы высказались откровенно.

– Эти канимы, сударь, – с отвращением выговорил легионер. – Животные. Я, когда служил в легионах, отбивал их набеги. Насмотрелся, что они с нами делали.

Тави обдумал его ответ, обдумал и свой.

– Я мог бы сказать, что легионы каждый день используют животных в военном деле, Рамус, – наконец заговорил он. – Но дело в другом: они, как и мы, – не животные. Они наши враги и не притворяются друзьями. Но сегодня перед нами задача посерьезнее. Я сам сражался с канимами – и против них, и вместе с ними,