– Зоб вытаскиваю, – пояснила она будничным тоном, вынимая из петуха красную толстую трубку, – я быстренько, ты давай пока ешь, а потом чаю попьём да поболтаем.

Прямо сейчас? Стараясь не смотреть на то, как бабушка отдирает от внутренних стенок полости петуха тонкую плёнку, я стала цедить суп. Но глаза всё равно тянулись к действу. Я видела, как она достала зоб, – из кровавого месива торчали толстые пустые сосуды, точно такие же, как в суповом мясе, только крупнее. Меня стало мутить, и я силой заставила себя смотреть только в центр тарелки, набирая из неё мутный бульон с разваренной капустой. Но уши было не заткнуть, и я слышала, как бабушка делает в петухе надрез, слышала, как она с треском стала отдирать плёнку от нижней части его полости. После этого началось громкое мокрое хлюпанье. Я невольно подняла глаза и увидела, как бабушка уже достаёт и выкладывает на стол склизкие серо-розоватые тонкие птичьи кишки. Пахло сладковатой сыростью мяса и кровью.

Бабушка и правда закончила с петухом быстро. Она вытащила всё внутренности, а в последнюю очередь отрубила скрюченные когтистые лапы. Я же оставила в супе много недоеденной гущи – только пересоленный бульон помог побороть тошноту – и сказала, что объелась, потому что всего было много. Она не стала со мной спорить, к тому же чайник уже кипел. Одну из кружек бабушка взяла со стола – ту самую, с багряными стенками.

– Ба, а чашку, может, другую возьмёшь? – спросила я осторожно.

– А что такое? Не нравится?

– Да нет… чашка как чашка, просто там внутри что-то было, её бы помыть.

Бабушка заглянула в чашку.

– Ох, и правда, не заметила. Да ты не переживай, я её ополосну сейчас.

Она и правда сполоснула чашку, а затем, наполнив чаем, поставила её прямо передо мной. Ладно. Надеюсь, там было не то, о чём я думаю. Но избавиться от иллюзии металлического привкуса во рту при первом глотке не получилось, особенно после столь близкой картинки потрошения.

Нужно перестать думать об этом.

На столе, всё так же окровавленном и осыпанном перьями, стояла вазочка с разбухшим от влажности печеньем. Бабушка молчала и смотрела на меня, попивая чай. Я ощущала, что нужно что-то рассказать, чтобы развеять эту неуютность и уже забыть про петуха. – Кстати, ба, я твоего знакомого в поезде встретила, представляешь! Прямо напротив меня сидел.

– Батюшки! Кого это? – бабушка будто насторожилась. – Кто тебя узнал?

– Лёнька какой-то там. Блин, не помню фамилию, какая-то обычная. Он сказал, вы на заводе вместе работали.

– Смирнов, что ли? – Бабушка нахмурилась, а затем продолжила с нотками злости в голосе: – Он что это, сюда приехал сегодня?

– Нет, он поехал до Александровки, сказал, у него там дети.

– Зло сущее. Демон. Проклятый. Не видела его семь лет и ещё столько же не видела бы, – ответила она почти сквозь зубы. – Гнил бы до конца своего чёртового в тюрьме.

– В тюрьме? А что он такого сделал?

– Он такое тут устроил… да в праздничный день. – Я никогда не видела раньше, чтобы бабушка говорила с такой ненавистью. – В аду ему гореть вечность целую. Бедная, бедная жена его.

Бабушка замолчала и уставилась в стену. Во время продолжительной паузы я вдруг поняла, что она уже не такая, как раньше. Возраст изменил её не только внешне. Мне захотелось поскорее допить чай, съев ещё немного печенья, чтобы не ложиться спать голодной, и остаться одной. Мысли прервал бабушкин голос. Кажется, она немного успокоилась:

– Давай, Анечка, дальше без вопросов. Я тот день вспоминать не хочу. Тварь этот Лёня, чёрта отродье.

Чтобы отвлечь и себя, и бабушку, я коротко рассказала ей про свою работу, про планы на лето. Показалось, что ей совсем неинтересно. Предложив помочь помыть посуду и, разумеется, получив отказ, я сослалась на накатившую усталость и отправилась спать в свою комнату. Хотя вообще-то это был переделанный под ещё одну спальню чулан – со своим выходом в сени. В детстве мне порой было здесь не по себе ночами, особенно после страшилок от ребят постарше. Но сейчас комната полностью удовлетворяла мою острую потребность в приватности, хотя уютной её назвать было сложно. Здесь были только железная, местами ржавая кровать, ещё довоенный шкаф, большой сундук вместо прикроватного столика и занавешенное окно с засаленной керосиновой лампой на подоконнике. Всё старое, скрипучее, пыльное и даже с остатками давно брошенной паутины.

Была уже почти полночь, но я не привыкла так рано засыпать по субботам. У меня есть ещё пара свободных часов. Но в желанном одиночестве чего-то не хватало. Почти сразу стало понятно: свет лишний, его нужно выключить. Щёлк, и вся старость исчезла в темноте – теперь передо мной был только экран телефона. Я решила почитать про праздник, о котором говорила бабушка, и полезла в интернет.

Старославянский, но не церковный – считается, что в этот день на землю приходят духи мёртвых. Чистый символизм в память об ушедших, приправленный старинными обычаями.

За день с вечера топят бани и плотно их закрывают для медленного остывания. Подготавливают особенное угощение – видимо, в нашем случае это петух? Основная часть праздника проходит на кладбище, где сперва зовут умерших, затем едят и пьют. Пока люди здесь, духи отдыхают в мире живых: посещают остывающие бани, угощаются со стола, читают записки с просьбами от родственников… Я так отвлеклась на статьи о празднике, что не заметила, как пролетело время, – уже почти час. Вдруг послышался глухой стук в дверь дома. Кто мог прийти в такое время? Бабушка зашаркала к двери. Стук повторился.

– Бегу-бегу, – приговаривала она, проходя почти мимо моей комнаты.

Я осторожно подошла поближе к двери, чтобы всё слышать.

Звон ключей, скрип.

– Ты чего же так поздно? Всем отнесла уже? – видимо, пришла соседка, с которой бабушка меня перепутала.

– Да, Люба, всем. Зашла к тебе последней. Твоя внучка уже спит? Я узнала её, она ехала с этим идиотом Смирновым, но я не слышала всего их разговора. – Та женщина из электрички! – Не рассказал ли он ей чего-то лишнего?

– Спит. И нет, Тамарочка, она не знает ничего. Ты не переживай, с Анькой я… – громко зашуршал какой-то пакет. – Она нам проблем не сделает, я её вообще с собой хочу взять. Счастье-то какое будет.

– Ты уверена? – Тамара ответила встревоженно. – А если она нам создаст проблем, как Лёня?

– Не создаст, не создаст. Я всё сделаю.

– Стой, ты что, хочешь…

– Тамара, это моя семья. Я сама во всём разберусь.

– Ну смотри… Не подставляй меня. До завтра, Люба.

Дверь шумно закрылась. Звон ключей. Шарканье. Шуршание пакета. Что такого я