– Кем? – не понял Кирилл.

Лёша затруднился с точным определением.

– Ну… кто там у нас… наверху.

В трубке ошарашенно молчали. Потом неуверенно произнесли:

– Алексей Петрович, у вас всё в порядке?

– Не всё! – гаркнул Лёша. – Потому и звоню! Что ж ты тупой такой? Отвлекись от своего Гражданского кодекса! Я о том, что это… на карму влияет. Ну вот, например, убийство – это тяжёлый грех, так?

– Так, – согласились в трубке покорно.

– А за соучастие та же кара? Заказчику то же, что исполнителю? А за недоносительство?

– За соучастие – возможно, – авторитетно сказал Кирилл, приходя в себя. – Но заказчик, наверное, по другой статье пойдёт. Там же добавляется гнев… или зависть… или сребролюбие… или блуд…

– Добавляется?

– Конечно. Хотя… если исполнитель – за деньги, то у него сребролюбие, а заказчик… смотря из-за чего заказал. Бывает, что из ревности, или, там, личная обида… блуд тоже. Нет, всё равно одна статья получится.

– А кража? – спросил Лёша. – Имеет значение, как в советском кодексе, у государства украл или у частного лица?

– Нет, – сказал Кирилл сухо.

– Или если, к примеру, не украл, а взял то, что никому не принадлежит?

– Господь с вами, Алексей Петрович, – сказал Кирилл укоризненно. – Где вы видели то, что никому не принадлежит? Называйте вещи своими именами. Перед Богом отвечать – это же не в суде. Оправдание своих грехов – это, между прочим, тоже грех.

– А есть кодекс грехов? – спросил Лёша. – Ну, полный список есть у тебя? Ты профессионал или кто? У тебя любая справочная литература должна быть!

– Алексей Петрович, – объяснил Кирилл, – я в другой организации работаю. Вы в Свято-Тихонов обращайтесь, там специалисты… извините, меня вызывают.

– Работнички, тоже мне! – высказался Лёша, слушая в трубке короткие гудки. – Беррут колхоз в авиацию…

Он ещё побродил по комнате, злобно потоптал фотографии, потом оделся и вышел из дома.

Прежде чем сесть в машину, он изучил небо, прикрыв глаза рукой. Клубились облака, наползала туча, но в целом было спокойно. Пролетело нечто мелкое, Лёша проводил это взглядом и удостоверился, что птица. Потом сел за руль, выехал из квартала и влился в пробку на проспекте. Включил радио, огляделся по сторонам, заскучал, мельком посмотрел наверх и выпустил руль. Чёрный человек в топорщащихся перьях опасно, с хулиганскими пируэтами парил над его лобовым стеклом. Он спускался так низко, что Лёше отлично были видны его красные, налитые кровью глаза. Один раз он бесцеремонно мазнул крылом прямо по стеклу, задел дворник, и Лёше послышался сухой треск, как будто сдвинули бамбуковую занавеску.

Лёша постучал в стекло, словно отгоняя муху. Не помогло, наоборот – чёрный человек скроил издевательскую физиономию и ещё помахал крыльями.

– Кто ж тебя подослал! – взвыл Лёша. – Сволочь чернокрылая!

Он в панике оглянулся на соседей по пробке – молодой парень в летнем костюме, бомбила-кавказец, дама с ребёнком в кресле. Никто из них чёрного человека не замечал. Явление адресовалось конкретно Лёше и к остальным гражданам страны – какие бы тяжкие прегрешения ни лежали на их совести – не имело отношения.

Лёша включил аварийку и, игнорируя гудки и неприличные жесты, полез в аптечку. Сунул в рот таблетку валидола. Не помогло – чёрные крылья по-прежнему издевательски вились над его красивым автомобилем. Тогда Лёша, трясясь и силясь справиться с собой, кое-как повернул и вернулся домой. Он долго не решался высунуть нос из гаража, осторожно изучал обстановку, пугая недоуменного охранника, но чёрный человек уже улетел.

Короткими перебежками Лёша добрался до дома, ворвался в квартиру, заперся на всё замки, закрыл балкон и занавесил окна. Потом набрал Санин номер.

– Санёк, – выпалил он умоляюще, – приезжай сейчас. Всё бросай и приезжай.

– Не могу, Леха, – ответил Саня с досадой. – А что стряслось?

– Что стряслось… не скажешь по телефону. Ты говорить-то можешь?

– Это сколько угодно, – ответил Саня. – Я гайцов жду, мне какая-то коза малолетняя в задницу въехала.

Лёша услышал, как он закричал кому-то в сторону:

– Дура патлатая! Папа права купил? Он бы голову тебе лучше купил, с мозгами!

– Сильно?

– Не-а… у неё больше повреждения. Вон, сидит, рыдает… идиотка. На ровном месте, никого не трогал… народу собрали.

Он осёкся и спросил:

– А что стряслось, Лёха? Серьёзное?

Лёша поморщился.

– Чего-то мне… нехорошо. С глазами…

– Опять? – участливо сказал Саня. – Ей-богу, даже не знаю, Лёха, что тебе посоветовать. Со мной такого никогда…

– Не надо советовать, – прервал его Лёша. – Давай разберём.

– По телефону?

Лёша посопел.

– Общими словами. Понимаешь, это ведь одно из двух: либо по врачебной части, либо по духовной, правильно?

– Честно говоря, Лёх, больше ничего в голову не приходит.

– Так вот, врачей мы отбросим пока. Не в больницу же мне с такой клиникой, это ж не меньше месяца тяжёлого лечения, так?

– Угу.

– Предположим, духовное. Ведь не на пустом месте возникло, правда? За что-то мне послано такое? Значит, надо определить за что.

В трубке послышалось резкое гудение.

– … пошёл ты сам, придурок! Лёх, я не тебе. Нет, ты всё правильно говоришь: определить и так далее. А как определишь? Может, спросить напрямую? Кстати, оно… кхм… говорило? Может, его, гада, скрутить и спросить в лоб: ты чего против меня имеешь?

– Кто скручивать будет? – коротко спросил Лёша.

– Ты, Лёх, кто ещё. Тебе эта штука является – значит, твой крест.

– Вот, – сказал Лёша. – Давай-ка перетрём, из-за чего такой крест свалился. Ты про всё мои подвиги в курсе… почти про все… ну, чего не знаешь – это мелочовка.

Саня подумал.

– Лёх, ты взбесился? Разговор не телефонный совершенно.

Ты вчера про батюшку говорил, куда он отправится с твоим послужным списком. Так телефонный оператор туда же пойдёт, и пересказывать ему ничего не надо будет, просто запись приложить.

– Ладно, – перебил Лёша. – Мы вкратце, иносказательно.

– Сейчас иносказательность тоже к делу подшивают. Годик только сбросят, разве что…

– Подожди, – снова перебил Лёша, – давай вспомним хотя бы, где у нас срок давности. Вот помнишь, в девяносто четвёртом? Когда мы телевизоры из Китая возили?

Саня натужно закряхтел.

– Ну, Лёха… Это конечно… за такие дела нам всем по роте чёрных людей выслать можно. Но только ж он к тебе явился, больше ни к кому. Ни ко мне, ни к Льву Борисовичу, ни к этому… как его. Васе или Грише?

– А Гриша жив разве?

– Что ему сделается? В Израиле.

– Может, эта фирма с задержкой работает, – предположил Лёша. – Ко мне первому послали. А ваши ещё в дороге.

Молчание в трубке сделалось неприятным.

– Юмор у тебя, Лёха… висельный какой-то, – проговорил Саня.

– А я не шучу. Ну, это действительно дело давнее. Потом… помнишь, перед дефолтом?

– А чего мы тогда делали?

– Здрасте! Нам кредитную линию открыли ещё… этот был, как его… Садыков…

Он поискал на фотографиях и нашёл изображение Садыкова.

Ему даже померещилось, что человек на фотографии ехидно ухмыльнулся. Саня протокольно вздохнул.

– Мир праху, – сказал он.

Лёша рассердился.

– Да пропади он пропадом, его прах!

– Вот ты ещё богохульствуешь, – сказал Саня печально. – А потом удивляешься.

Лёша захныкал.

– Перестань! Я о другом. Вот