мне снится наш посёлок. Что я там на утреннем поле, в мокрой траве, замыкаю собой спираль. Тончайшие острые косточки втыкаются мне в уши, и мир гаснет, а я чувствую, как на мягкой оболочке моего мозга, в каждой студенистой борозде проступают кровянистыми ожогами неведомые письмена.

Ольга Покровская

Чёрные крылья

Бизнесмен Лёша Бирюков, которого несмотря на шестой десяток приятели так и звали Лёшей, выпивал и закусывал на ресторанной веранде с другом Саней Троицким и наблюдал, как в кафе через улицу дымили шашлыками и вывешивали ковры.

– Баранинка пошла! – хохотал он, тыча пальцем в вывеску.

Лёша знал правила приличия, но не всегда давал себе труд их соблюдать. А сейчас он был на отдыхе и расслаблялся.

Вечер был спокойный, вдоль увитой лианами веранды девушки выгуливали собачек, а из-за стен кафе поднимался густой

Ольга Покровская

дым. Правда, дух был не бараний, а скорее палили старые покрышки.

– Наверное, свадьба, – предположил Саня. – Или юбилей.

– Не знаю, – хмыкнул Лёша, весьма наблюдательный, как большинство самостоятельных людей, чьё благополучие и безопасность зависят от умения сориентироваться. – Только в этой забегаловке вытяжки нет. Что там за кухня, не знаю.

– Как это? – поразился Саня. – В кафе нет вытяжки?

– Кафе такое, – у Лёши сложилось конкретное, подсказанное жизненным опытом, предположение. – Может, наркотики фасуют, а в задней комнате склад для ворованного.

Они, как солидные люди, сидели в самом чистом заведении района, и вокруг находилась приличная публика: пожилая семейная пара и молодая компания с детьми. Дисциплинированные дети вели себя смирно, а пожилая пара негромко возмущалась порядками в римском аэропорту.

Дым рассеялся, и приятели отвернулись, продолжая беседу о старых знакомых.

– Давно Пеночкину не звонил? – спросил Саня. – Он вроде зашился.

Лёша отмахнулся.

– С ним разговаривать трудно, ей-богу. Детство задержалось. Ему говоришь «здрасте», а он пальцы веером и начинает… – Лёша, передразнивая Пеночкина, растопырил пятерню и гнусаво затянул:

– «Па-ни-маешь, па-цан…». Люди давно по-другому живут, – Лёша обвёл широким жестом виноградные лианы, девушек с собачками и подозрительное кафе.

Саня проследил за его рукой и остановился взглядом на крыше девятиэтажки, где появились тёмные фигурки и потащили что-то к перилам.

– Я надеюсь, – сказал он, щурясь, – эти кретины хоть внизу огородили?

В этот момент внушительный кусок рубероида полетел вниз.

– Меня так в Праге чуть не убили, – пожаловался Саня. – И не узбеки какие-нибудь. Просвещённые европейцы, мать их.

И он рассказал, как на Петржинском холме его едва не зашибли спиленным бревном.

Лёша кивал, но не отрывал взгляд от крыши, где происходило нечто странное. Очередной кусок рубероида не рухнул вдоль стены, как предыдущие, а замысловато спланировал, пролетел половину пути и двинулся по воздуху прямо к наблюдателю.

– Ааа! Ээээ! – испуганно заголосил Лёша, тыча руками в непонятный объект.

Саня не присоединился к Лёшиным протестам против нарушения законов природы, а только выпучил глаза.

– Ты чего? – спросил он. – Постучать?

Он решил, что приятель подавился креветочным салатом.

– Во! Во! Летит!

– Да кто летит? Где?

Лёше было уже совершенно очевидно, кто летит. Угольно-чёрный человек, помахивая жёсткими крыльями, повис рядом с верандой, вызывая у Лёши непонятную дрожь омерзения и ужаса. При этом девушки с собачками всё так же гуляли, дети не пугались, и только семья, недовольная безобразиями во Фьюмичино, отвлеклась от свиных ножек с капустой и посмотрела на Лёшу сострадательно.

– Ты… видишь? – выдавил Лёша.

– Да кого?

– Мужика… с крыльями!

Почтенная семья встрепенулась и наверняка подумала о перспективе переселения за свободный столик, а Саня взял Лёшину рюмку, понюхал виски и протянул недоумённо:

– Ты что, на колёсах каких-нибудь сидишь?

Чернокрылый развязно помахал ручкой и взмыл вверх, а Лёша схватился за бьющееся сердце.

– Ты правда не видел?

В ответ приятель проговорил озабоченно:

– Знаешь, не всё таблетки сочетаются с алкоголем. Инструкцию надо читать. Когда я в молодости триппер лечил…

– Какие таблетки! – взревел напуганный Лёша. – Палёной жужкой поят! Скоты! Уроды! Убью!

Саня понюхал собственную рюмку и изобразил сложную игру мысли.

– Я вроде мужиков с крыльями не вижу… ну, хочешь, поменяемся?

Но меры всё-таки надо было принять.

– Игорёк! – позвал он официанта недобрым голосом.

Пришёл Игорёк, подтянулся менеджер Анатолий Маркович – вышибала с грустными глазами, был вызван бармен с бутылкой и горой сертификатов, но переговоры привели лишь к тому, что Лёше предложили таблетку анальгина. И бонус от фирмы – дополнительную порцию виски. Когда склока завершилась и вопрос был улажен, работники разошлись, оставив Лёшу в унынии.

– Недобрый знак, – сказал он, пригорюнившись.

Саня отмахнулся.

– Да мало ли что померещится. Может, напротив, это твой ангел был?

– Чёрный? Противный?

– Ну, так… – Саня почесал лысину, формулируя тезис по возможности более тактично. – Ты себя в зеркало-то давно видел? По мощам, как говорится, и елей…

Лёша разгневался и затопал ногами:

– По каким мощам, типун тебе на язык! У меня до сих пор эта рожа мерзкая перед глазами!

– У батюшки спроси, – посоветовал Саня. – Ты ж свою «Ауди» освящал.

Лёша помотал головой.

– Не, неловко. Что я ему скажу? Что мне чёрные люди с крыльями являются? Проклянёт ещё, кто его знает…

– Ну, покайся. Может, тебе его за грех и послали, в виде предупреждения. Как в своё время Романычу – прежде чем пулю вкатить, тачку подпалили.

Лёша затрясся.

– Сейчас вроде… не то время.

– Это у нас. А у них там? – Саня глубокомысленно поднял палец, указывая вверх.

Лёша нахмурился.

– В каком грехе… каяться?

– Ты у меня спрашиваешь? Пошевели извилинами. Память напряги.

Лёша невесело усмехнулся.

– Да батюшка меня сразу с потрохами и сдаст, прямо в Следственный комитет. По совокупности.

– Ладно, всех таких сдавать… прокуроров не хватит.

Он решительно допил Лёшину рюмку и сделал вывод:

– Ну-ка… вижу я чёрных людей?… нет, вроде не вижу. Хотя… знаешь, если вискарь кокаином закусить, то мужики полетят косяками, как гуси на юг, и всех цветов радуги.

Пока Саня щурился и изучал окрестности, Лёша морщился, как от зубной боли.

– А какие грехи бывают? – спросил он.

Саня удивился.

– Здрасте. Не убий там, не укради. – Он принялся загибать пальцы. – Не прелюбодействуй, во. Лучше у знающих людей спроси. Не хочешь у батюшки – так сейчас полно сдвинутых на этом деле. У тебя на фирме есть кто-нибудь?

– Элла Константиновна из бухгалтерии… да она дура набитая, ну её. А! Кажется, юрист сильно верующий.

Саня недоверчиво покачал головой.

– Что это за юрист такой? Я бы присмотрелся, доверять ли такому юристу…

Лёша тяжело вздохнул.

– Говоришь, память напряги, – пожаловался он. – Было бы что напрягать. Я в своё время – года, наверное, с девяносто третьего и почти до дефолта – вообще трезвым не бывал. Я бы трезвым через это никогда в жизни бы не прошёл. И задумываться страшно. Найдёшь такое, что потом до смерти икаться будет.

Саня согласно покивал, потому что прошлое у него было с Лёшей практически одно на двоих.

– Ладно, плюнь, – посоветовал он. – Померещилось, и ладно. Первый раз, что ли? Помнишь, ты как-то банщика в Ростове чуть не задушил?

– Больно уж рожа противная, – посетовал Лёша и встрепенулся. – А я точно не задушил его тогда? Может, это… того…

– Тьфу ты, – в сердцах