Шрифт:
Закладка:
– Потому что это моя лекция, и я говорю о том, что считаю важным, – выплюнул он и попытался пнуть пустой мольберт, но промахнулся, и у него слетел пляжный тапок.
Он так витиевато выругался, что Макс одобрительно хмыкнул. Лина бросилась за тапком, но он сильно оттолкнул ее и доковылял сам. Лина, обиженно засопев, села на место. Макс ей шепнул:
– Детка, ты правда бываешь такой невыносимой, что и мне иногда хочется отшлепать тебя. – Она шепнула ему что-то кокетливое, и они тихо засмеялись, таясь, как школьники на уроке.
Тимур злобно бросил:
– Я закончил, – и ушел.
Днем Венера должна была завершить свой вчерашний мастер-класс по составлению емких, но коротких описаний картин. Объектом выступала картина Адама: бордово-бурые скалы, похожие на пустынную местность, на фоне кроваво-красного закатного неба; над скалами летели какие-то значки – что-то среднее между нотами и китайскими иероглифами. Картина называлась «Крики гор». Эти нужные для описания пять предложений-толкований у всех выходили очень сложно, поэтому мы обрадовались, что вместо Венеры сегодня была Забава (Лина говорила, что Венера сейчас с Адамом, залечивает его раны). Она как можно беззаботнее мурлыкала что-то под нос и задорно разбрызгивала краску по холсту – каждый должен был нарисовать что-то под любимую мелодию.
Вечером мы неуверенно собрались на пляже – кроме нас, никого не было, на той стороне было тихо-тихо, как перед грозой.
Мы заболтались и заметили Адама, когда он был уже на нижних ступеньках. Он улыбнулся нам, как своим любимым питомцам, которые заждались его дома, проходя мимо, потрепал Риту и Саву по макушкам. Вчерашний дикий блеск в глазах никуда не исчез, хотя к нему добавилось какое-то детское, но беспощадное озорство.
Охрипшим голосом он сказал:
– Сегодня я не в состоянии уделить всем внимание. Лев, пойдем со мной. И нам понадобится помощь…
Он обвел всех нас взглядом, задержал его на мне, сузив глаза, но потом повернулся к Лере:
– Может быть, ты?
И они втроем ушли. Мы не успели обсудить, как к нам спустился Миша и предложил послушать его новый рассказ – в этом году он готовил второй сборник.
Глава 17. Франсиско де Сурбаран. «Геракл борется с немейским львом»
Я пыталась найти логику в очередности приглашения в домик Адама, пока Миша фоном читал, как будто рассказывал друзьям, историю, местами меланхоличную, местами до слез смешную, про русского в Азии, который тоскует по стране, но каждый раз, как у него появляется возможность уехать, он ищет предлог, чтобы остаться.
«Может быть, по степени возрастания интереса?» – с надеждой думала я.
Лина была как открытая книга, Лев – как типичный пресный главный герой подростковых американских комедий. Он не вызвал никаких ярких эмоций – смеяться над ним было слишком жестоко, жалеть – не за что.
Он и сам в первый вечер сказал про себя: «Я как главный герой “Страны садов” – меня ничего не трогает, я безэмоционален». По его словам, он жил только в мире своего придуманного фэнтези-цикла, а сюда приехал, чтобы узнать, может ли что-то тронуть его и пробудить чувства.
«Я хочу попробовать отвечать на импульсы нашей реальности, а не пропускать все через себя, как привидение. Может быть, мне это даже понравится», – так говорил его нуарный герой.
Лев очень любил повторять его цитаты, естественно, подразумевая, что это его альтер-эго. Насколько я поняла из его сбивчивых рассказов о себе, вкус к жизни он потерял еще в детстве. Родители так баловали маленького Лёвушку, что все желаемое появлялось у него еще до того, как глаза начинали намокать, а губы обиженно дергаться. Из-за слабого здоровья он почти не ходил в школу, по этой же причине окончил университет заочно и толком не работал после. В чем заключалась слабость – мы так и не поняли. Да, он был не силен физически и очень сутул, но не мучился ни головными болями, ни потерей аппетита или сна.
Два дня назад Миша на один день оставил кухню (ему нужно было дописать рассказ, чтобы успеть отправить на литературный конкурс), и мы разделились на три группы, чтобы приготовить завтрак, обед и ужин. И тут выяснилось, что к своим 25 годам Лев совершенно не умел готовить. Было забавно наблюдать, как он удивлялся, что масло на сковородке может серьезно обжечь, а бульон, если не убавить огонь, убежать. Он с восторгом первооткрывателя кричал нам с Ритой, что в супе появилась какая-то пена: «Сначала как слюни, а потом стала густая!» Но все эти неожиданные вспышки эмоций относились только к каким-то незначительным вещам, типа таракана на матрасе или масляного ожога, на занятиях он ни разу не дрогнул голосом, ни разу не растерялся. Отвечал честно, прямо и удивлялся, почему это должно иметь какое-то значение.
Как-то Адам спросил его про самые дискомфортные ситуации в жизни, а Лев, не задумавшись ни на мгновение, ответил:
– Как-то я сел на руку женщины в кинотеатре, а она в ответ ущипнула меня за задницу. – Потом чуть помолчал и добавил: – Еще как-то на работе (его работа заключалась в том, что он пару раз в неделю приходил в папин офис помочь сотрудникам с компьютерными проблемами типа «я что-то нажала» или «оно само») одна женщина предложила мне конфеты, такие хорошие, бельгийские, из молочного шоколада, я для приличия отказался, чтобы согласиться на второй раз, а она больше не предлагала. Я потом ходил и смотрел на них до конца дня, а попросить не решался. Когда она вышла из кабинета, я взял сразу три конфеты в рот, а тут она заходит».
И именно за это мы его и любили – он был такой искренний, не умеющий играть и, наверное, даже не подозревающий, что люди так делают. Даже говоря фразами своих героев, он верил, что он такой же. А если ты смеялся над ним, то он смеялся вместе с тобой. Все относились к нему как к братцу-дурачку, над которым стыдно издеваться, на неудобства от которого проще не обращать внимания, и, конечно же, все умилялись его наивности. Интересно, как можно вытащить из его прошлого что-то темное и больное, если в нем не было ни одной захлестывающей волны, а только полный штиль?
После Миши Лина изъявила желание почитать стихи, которые она опубликует на сайте «Джунглей».
