— Эй, а что насчет того, что я рассказала?

— Это не доказательство. — Он устраивает «стетсон» на голове и разворачивается к двери.

— На машине Стоуна ни царапины, — выпаливаю я. Этого хватает, чтобы остановить его на пороге. — На этом красном «Корвете» ни единого следа. Сам сходи посмотри. — Я машу рукой в сторону входной двери.

— Это называется ремонт, Уэзерли. — Он качает головой и хватается за ручку двери.

— За неделю ремонт не делают, — быстро говорю я. Он замирает. — Слушание в суде было через полторы недели после смерти Адэйр. «Корвет» Стоуна в тот день стоял на главной улице. Разве он не должен был еще быть в мастерской? Спроси Джимми Смута. Он отогнал машину Стоуна после из-за пробитого колеса. Он бы заметил повреждения, так? Если не чинил до это? Если машина Стоуна сбила… — слова застревают в горле. — Если он что-то переехал, — говорю я сквозь сжатые зубы, — оленя или что-то другое, где повреждения? Так быстро машины не чинят. Не в наших краях. Особенно дорогие спортивные тачки, как у него. — Теперь в его глазах показалась искра.

— Это все еще не доказательства, — говорит он, поворачиваясь.

— Лорелей водит машину отца, — пытаюсь договорить я до того, как он закроет дверь, но не успеваю.

— Где же ее машина? А? — вопрошаю я в пустом кабинете, падая в кресло Оскара. — Спроси богатую девочку об этом, почему нет? — Я пальцем раскручиваю картотеку на его столе.

Я и пары раз не успеваю покачаться взад-вперед в кресле, когда замечаю ярлык на папке, которую Оскар листал, когда я появилась. «Уэзерли Уайлдер», — нацарапано на нем как куриной лапой. Холодок страха поднимается по шее и заливает лицо краской.

Звонок на входе. Я поднимаю глаза на полсекунды. Когда ничего не происходит, я разворачиваю папку к себе и открываю ее.

Сверху лежит отчет об осмотре дедули после смерти. Снимки его тела и заметки на полях, читать которые слишком больно. Дальше идет жалоба миссис Филлипс о том, как я «исцелила» ее мужа. Я помню ее неблагодарность после того, как я заговорила его смерть, она мне целый выговор устроила. Затем ксерокопия записок доктора Йорка с того дня, когда я пыталась заговорить смерть Эллиса Ратледжа. На следующей странице, вырванной из желтого блокнота, Оскар написал несколько имен и дат. Люди, чью смерть я заговорила. Есть еще несколько, о которых Оскар не в курсе.

Но мое внимание привлекают слова, нацарапанные на полях:

«Неизвестная жертва утопления???»

Душа уходит в пятки.

Я достаю следующую страницу дрожащей рукой. Всего лишь пара предложений. Три, вообще-то. Принятый диспетчерской звонок пятнадцатилетней давности:

«Августус Уайлдер позвонил сообщить, что нашел с Джонси Хэйуортом утонувшего ребенка у реки. Но когда заместитель прибыл забрать тело, Августус сообщил ему, что они ошиблись. Они приняли за тело зацепившийся за корягу мокрый ковер».

Я почему-то чувствую себя голой. Выставленной напоказ. Мой секрет лежит прямо здесь, открытый всему миру. Если бы только они знали, что читают. Но Оскар явно что-то подозревает.

Одна вещь начинает крутиться в голове. Ковер? Адэйр было видение мальчика у реки. Я могла поклясться, что дедуля и Могильный Прах нашли этого мальчика. Я его поцеловала. Загадала желание на вороньем перышке и вернула его к жизни. Разве нет?

Но в полицейском отчете совсем другая история.

Еще два звонка раздаются от входа. Взволнованные голоса разносятся по другую сторону двери кабинета. По силуэтам «стетсонов» становится ясно, что комната битком забита силами правопорядка. Я захлопываю папку. Над головой грохочет гром. Две секунды спустя небо прорезает молнией. Она озаряет кусочек окна над архивным шкафчиком позади стола Оскара. Становится ясно, что это мой путь отхода.

Вперед ногами и животом вниз я протискиваюсь наружу, молясь всем богам, чтобы никто не заметил две дрыгающиеся ноги.

Четырех футов до земли достаточно, чтобы изрядно меня испугать. Жестяная банка и все ее содержимое шлепаются на землю. Я торопливо поднимаю записку Адэйр из лужицы и вытираю о шорты. Удостоверившись, что я подобрала всю свою микроколлекцию доказательств, я разворачиваюсь на каблуках и врезаюсь Грачу прямо в грудь. Нежное мурлыканье разливается по моему телу при виде него. Черные волосы промокли под дождем, и ресницы слиплись. Его крепкое тело прижимается к моей ладони.

— Это ты! — От удивления мой голос звучит выше.

— Ты ожидала, что тебя спасет кто-то другой? — Грач насмешливо поднимает бровь. Фонари на парковке едва достигают этой части здания, но мне виден хищный отблеск в его глазах.

— Я просто… — Я указываю большим пальцем на окно за плечом, через которое только что вылезла. — Мне больше неоткуда было… Я вообще-то не ожидала, что ты… — От нервов слова застревают в горле.

Хитрая улыбка скользит по его мокрым губам.

— Ты, — я корчу лицо, надеясь, что кажусь не впечатленной, — если ты считаешь это спасением, то ты жестоко ошибаешься. Я прекрасно сбежала бы сама. — Я смахиваю капли дождя с лица, с каждой минутой все больше походя на мокрую кошку.

В нашу сторону движутся голоса, и Грач обвивает мою талию рукой и утягивает нас в глухую тень от здания.

Меня окутывает густой запах сосны и земли, и я вдруг остро осознаю, как крепко я прижимаюсь к нему. Я держусь за его мокрую насквозь рубашку. Сердце грохочет в груди.

Громкие голоса заставляют нас обоих обернуться. В кабинете Оскара загорается свет.

— Надо идти. — Слова Грача шелестят у моего уха. Прежде чем я успеваю согласиться, он хватает меня за руку, и мы исчезаем в лесу под покровом дождя.

Глава 16

Видение из моих снов

В лесу — особенно ночью во время грозы — привычно ощущение, что кто-то следит за тобой. Мы ускоряем шаг по направлению к единственному месту, где никто не будет меня искать.

Запыхавшись, я останавливаюсь и поднимаю глаза к старой пещере, где мы развлекались с Адэйр. Обнаженные корни деревьев нависают над входом в нее, как густые брови над темными глазами. Лозы кудзу тянутся по холму бесконечным потоком зеленых слез. Дождь стекает с горы, образуя тонкую завесу над входом.

Рука цепляется за верхнюю перекладину туристической висячей лестницы, которую мы с Адэйр оставили висеть здесь много лет назад. Я опускаю глаза вниз. Прежде чем я успеваю спросить Грача, идет ли он, он подается вперед, его тело съеживается в темное пятно и обращается в ворону. Одно становится другим до того еще,