Шрифт:
Закладка:
Креншоу утверждает, что постмодернистский подход к социальному конструктивизму, даже если он был подхвачен и присвоен феминистками и критическими гендерными теоретиками, ценен для ее проекта, но не позволяет в полной мере оценить роль системной власти в формировании значения категорий идентичности. Это полезно, но чтобы быть полезной для сильной и радикальной политики идентичности, она должна признать, что идентичность должна быть поставлена на первое место ("Я - черный", а не "Я - человек, который случайно оказался черным") и должна быть неоспоримой (правильно базовой). Обоснованием такого сдвига в перспективе является то, что категории идентичности навязываются, а значит, становятся значимыми и реальными благодаря системной власти и тем, кто ее удерживает и использует. Иными словами, категории идентичности существуют только как приложения власти, поэтому те, кто лишен власти, не могут их деконструировать, но могут понимать себя и общество в их терминах. Это направление мысли является родоначальником критического конструктивизма - постмодернистского социального конструктивизма, переосмысленного в терминах неомарксистских представлений о системной власти.
Ключевой момент, который следует вынести из этого длинного и трудного раздела, заключается в том, что культурные марксисты и неомарксисты хотели переделать человечество и общество в соответствии со своей критической теорией, но не смогли этого сделать, потому что их ограничивала сама реальность, от которой их теории не могли отказаться, даже если они хотели ее изменить. Хоркхаймер и Маркузе совершенно четко понимали, что только выйдя за пределы существующего общества (или "чувствительности"), можно достичь освобождения от него. Именно здесь появился постмодернизм, который все изменил, охарактеризовав любое понимание реальности как очередное применение политической власти. Фактически, он пошел дальше, охарактеризовав все, что похоже на "общее чувство", которое мы могли бы разделять в отношении мира, как ложь, а точнее, как незаконное и недальновидное злоупотребление властью. Как только общее понимание реальности или способность иметь общие основания для установления истин о реальности были переосмыслены как часть властной надстройки общества, стало возможным развитие новой, почти гиперкритической перспективы, которая породила бы "новую чувствительность". Интерсекциональность стала инструментом, который заполнил это пространство, а критические теории идентичности, включая теорию критической расы, стали инструментами для ее реализации.
Таким образом, в "Циничных теориях", когда мы утверждаем, что Критическая теория расы и другие теории критической социальной справедливости - это постмодернизм, подхваченный и переупакованный активистами, мы имеем в виду именно это, а "марксисты идентичности" как крайне активистское третье поколение критических теоретиков - это те, кем были эти активисты. Читателям предлагается обратиться к этой работе, чтобы найти больше примеров того, как это происходит как в Критической расовой теории, так и в других критических теориях идентичности, которые развивались в 1980-е и 1990-е годы в соответствии с этой моделью. Хотя здесь конкретно упоминается только Кимберле Креншоу, ее движение было движением, а не единичной попыткой, и у него тоже были активистские предшественники, некоторые из которых были частью, влиянием или параллельно с тем, что было описано здесь до сих пор.
Новые левые
Новые левые" - это широкий термин, обозначающий левые движения, возникшие в контексте радикальных гражданских прав 1960-х годов, неомарксизма и антивоенной деятельности во Вьетнаме. 156 Герберт Маркузе часто считается их отцом или, по крайней мере, интеллектуальным крестным отцом. Это движение было в целом либералистским по своей ориентации, антивоенным, антиимпериалистическим (обратите внимание: это в значительной степени контекстуальный синоним слова "коммунистический"), в значительной степени антизападным, глубоко критическим, радикальным до революционного, и, что наиболее важно, переживающим большой развод с классическим ("вульгарным") марксизмом, который характеризовал "старых левых", от которых оно хотело отделиться. Большое количество левых движений либо объединились под широким знаменем "новых левых", либо вышли из него, и Герберт Маркузе увидел в этом прекрасную возможность объединить их в нечто вроде нового пролетариата. Возможно, вы помните, что он прямо называет эти движения в ранее приведенных выдержках. Здесь мы кратко рассмотрим несколько из них, имеющих прямое и непосредственное отношение к возникновению Критической расовой теории: движение Критических юридических исследований и черное освобождение (Black Power) и его протоинтерсекционное ответвление под названием Черный феминизм. Как и прежде, целью данной книги не является всеобъемлющий анализ, поскольку основное внимание уделяется именно Критической расовой теории.
Собрав воедино все эти различные движения, "Новые левые" более или менее распались, хотя их влияние и воздействие, конечно, не уменьшилось. Как движение, оно было технически недолговечным, просуществовав лишь с середины 1960-х до начала 1970-х, когда люди в целом достигли переломного момента в своем насильственном радикализме (книга Маркузе "Контрреволюция и восстание" 1972 года как бы представляет собой его предсмертный вздох). Однако он не совсем вымер, и не совсем ушел в подполье. Она перешла в школу. Как рассказывает Исаак Готтесман, марксистский теоретик образования (критический педагог) с факультета образования Университета штата Айова, в первых же предложениях своей полезной книги 2016 года "Критический поворот в образовании",
"На вопрос: "Куда делись все радикалы шестидесятых?" - наиболее точный ответ, - отмечает Пол Бухле (1991) в своей классической книге "Марксизм в США", - будет таким: не в религиозные культы и не в яппи, а в аудитории" (с. 263). После падения "новых левых" возникли новые левые, академические левые. Для многих из этих молодых ученых марксистская мысль, особенно то, что некоторые называют западным марксизмом или неомарксизмом, а я буду называть критической марксистской традицией, была интеллектуальным якорем. По мере того как участники радикальной политики шестидесятых поступали в аспирантуру, переходили на преподавательские должности и начинали публиковаться, критический поворот начал менять науку во всех гуманитарных и социальных науках. Сфера образования не стала исключением. 157
Другими словами, новые левые стали академическими левыми, причем делали это постоянно, так что то, что сейчас обычно называют "новыми левыми", следует понимать как всего лишь бурный ранний период активизма, когда различные радикальные движения сплавлялись вместе и проникались "критическим марксизмом" (т. е. критической теорией). В результате возникло именно то "марксистское" движение, основанное на политике идентичности, которое описывается в этой книге. Естественным домом для этого движения всегда должны были стать академические круги, поскольку оно наиболее глубоко прониклось философскими измышлениями "философов" Франкфуртской школы и наиболее отчаянно стремилось совершить культурную революцию в Соединенных Штатах в стиле "Длинного марша". В этом отношении "Новые левые" должны быть поняты как двухфазное движение, которое началось на улицах и
