— И что ты хочешь сказать? Мы вот так бросим эту груду мяса здесь⁈ — Голос Юдичева дрогнул от злобы. — Я что, напрасно с ним тут возился все это время?

— Нет, не напрасно, мы возьмем с собой все, что унесем. Медвежатину можно есть только как следует прожарив, но на это уйдет кучу времени. Остальные с каждой минутой все дальше и дальше от нас, поэтому лучше нагнать их, а потом потратить время на приготовление мяса.

— Ясно… — прошептал с недовольством Максим и пнул медведя в лапу. Та лишь слегка покачнулась. — Очередной голодный денек.

Он молча вернулся к разделке мяса.

— Выкинь печень, — посоветовал ему собиратель, — вот ее точно есть не нужно, там большая доза витамина А, смертельная для человека.

— Ага, — сухо отозвался Юдичев.

Лейгур поднялся и, разминая спину, произнес:

— Пойду принесу топорик и помогу с разделкой. Ты, Матвей, пока сиди, тебе сейчас лучше движений рукой поменьше делать. — Он слегка коснулся свежей повязки и ушел к лагерю.

Исландец вскоре скрылся из виду.

Некоторое время между оставшимися наедине собирателем и капитаном стояла тишина.

— Делал это прежде? — Матвей заметил как Юдичев подцепил пальцами край шкуры и резким движением стал ее сдирать. Кали кровь прыснули на его лицо, но он и бровью не повел.

— Ага, довелось содрать сотню-другую шкур во период и после Адаптации, — ответил он, зажал указательным пальцем левую ноздрю носа и смачно высморкался, а затем добавил: — Не медвежьих правда, а в основном тюленьих. В целом то, принцип один и тот же. — Его усталый взгляд упал на наполовину содранную медвежью шкуру. — Ну… почти. Печень-то мы уж точно не выкидывали, она с профилактикой цинги помогала.

Брови капитана нахмурились, он задумался, но пробыл в этом состоянии лишь мгновение, после чего вернулся к разделке.

Матвей молча наблюдал за ним, изредка осматриваясь по сторонам, пока Юдичев внезапно не заговорил:

— Эй, — он вытер окровавленные руки о мокрую шерсть и посмотрел на Матвея притупленным взглядом. — Я вот чего хотел сказать то… спасибо, что не дал этой сволочи меня сожрать. — Он демонстративно харкнул на медвежью морду. — Теперь я вроде как твой должник что ли. Сперва подумал, раз тебя из бассейна тогда вытащил, то мы теперь квиты, да только вот ты на себя целого медведя принял, а я всего-то-навсего тебе трос сбросил, да жучка того пришиб. Короче, несоизмеримая плата выходит, как по мне, поэтому больше буду тебе должен.

— Хорошо, — согласился Матвей.

Юдичев размял руки.

— Да уж, всеми этими обещаниями и перетаскиванием всяких религиозных шизиков на своем горбу, я так и сам скоро в праведника превращусь.

Рывком Максим грубо содрал часть медвежьей шкуры, обнажив розовую плоть.

— Может, оно и к лучшему, — добавил Матвей с легкой улыбкой.

Юдичев оставил его слова без ответа.

— Ладно, со шкурой я вроде разобрался. — Тыльной стороной руки он вытер вспотевший лоб. — Дальше там что?

Пришлось запачкаться.

Медвежатину — в основном куски окорока и грудины, — завернули в еловые ветви и куски медвежьей шкуры, уложив в рюкзаки. Перед этим долго ломали голову, во что лучше всего завернуть дичь для его сохранности, но кроме ветвей ели, коих насобирали еще вчера для обустройства убежища, не нашли.

Кровью запачкали все: руки, рюкзаки, лица, землю и речку, в которой охладили мяса для чуть более длительной сохранности.

Теперь приходилось торопиться не только по причине поскорее догнать вторую группу, но и из-за скоропортящегося мяса в черных от крови рюкзаках.

В пути Матвея все не отпускало внезапно посетившее его воспоминание, вспыхнувшее в то короткое мгновение, когда медведь почти его прикончил. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, и он видит все обретенное счастье за отведенное ему время на Земле, но в случае Матвея мимо него пронесся лишь один-единственный отрывок с его матерью и последними минутами ее жизни — не счастливое, а одно из худших воспоминаний из его жизни. Он прогонял в голове это собстие и раз за разом, словно перематывал ролик на экране планшета, и наслаждался лишь еще не успевшим выветриться из головы образом матери, стараясь не думать о конце внезапно посетившем его воспоминании.

Потом он неожиданно припомнил найденную в родительском доме цифровую фоторамку с ее изображением. Матвею захотелось узнать, так ли хорошо совпал увиденный им образ матери с ее свадебной фотографией. Он потянулся к рюкзаку, нащупал рамку в переднем кармане, и к несчастью обнаружил, что кровь просочилась через ткань рюкзака и испачкала рамку. Он протер ее снегом, затем рукавом и попытался включить. Увы, экран не загорелся. Либо рамка успела разрядиться, либо из-за попавшей в разъем крови и вовсе сломалась.

Раздосадованный, он положил рамку в карман и продолжил путь.

Не забывали путники и про Тень. Старались идти быстро, но при этом оставаться начеку, посматривая в лесную гущу с обеих сторон. Кто знает, вполне возможно эта тварь до сих пор выслеживала их?

Когда Лейгур узнал от Матвея подробности о произошедшем с Домкратом, а после и о способе размножения Тени, исландец мрачно произнес:

— Этот мерзляк показался мне крайне смышленым в сравнении с его сородичами. Когда ты остался в бассейне, я решил отвлечь его, чтобы ты успел выбраться наружу, и пошумел немного. Это сработало, но затем я, как позже выяснилось, сотворил то, что мне едва не стоило жизни. Эта Тень, как ты ее называешь, стояла на открытой местности как на ладони, а у меня при себе была винтовка с почти целым магазином. Я рискнул и открыл огонь, но эта тварь не поперла тупо на меня, как делают это другие мерзляки, а юркнула за ближайший дом и затаилась. Потом она умудрилась как-то незаметно подкрасться в один из тех бревенчатых домишек, снести его подчистую, а вместе с ним и мен. Благо, ее тогда отвлекло что-то…

— Да, Юдичев прибил одного из ее детенышей.

— Вот как… — с неким сочувствием произнес исландец и посмотрел на Юдичева, одиноко плетущимся позади. — Выходит, что я дважды у него в долгу. — Он обернулся к Матвею и прошептал: — Но давай-ка мы не будем об этом ему говорить.

Матвей улыбнулся.

Немного погодя