чем заметный во всем этом пыльном мареве; в тот же миг осьмиконги открыли огонь.

Раньше я, признаться, сомневался в здравомыслии врага, снабдившего этих тварей гладкоствольным оружием, но теперь осознал свою неправоту. В хаосе пылающего города, когда повсюду дым и темнота, видимость падает самым критическим образом. Вести прицельный огонь становится почти невозможно, и если хочешь в кого-то попасть, правильнее всего лупить из дробовика.

Я бросил посох и потянулся за обрезом, но тут вспомнил, что благодаря посоху держался на здоровой ноге, и тяжело завалился на Баттерса, а тот, в свою очередь, хрипло выдохнул и рухнул на колено.

Падая, я с ужасом увидел, что к ведущей беглый огонь троице присоединились еще штук десять осьмиконгов. Эти ползли по стенам и потолку, держась подальше от линии огня, а за ними плыла дрожащая сфера цвета морской волны, в центре которой я различил высокую стройную фигуру с жабьим лицом. Стало быть, отрядом командовал не абы кто, а самый настоящий фоморский колдун. Он поднял руку, и в купол моего щита с треском врезалась зеленая молния.

Чары были серьезные, но щит выдержал, хотя для этого пришлось затратить немало сил и энергии.

Я попробовал шевельнуть ногой, и она дернулась: уже лучше, чем секунду назад, но недостаточно хорошо, чтобы вытащить меня из этой передряги.

– Баттерс, уматывай! – прокричал я.

– Рано! – крикнул он в ответ. – Главное, держи барьер!

С пандуса, который находился чуть дальше первого и вел в другую секцию гаража, донесся громкий топот. К нам кто-то бежал.

Закрытый щитом фомор резко обернулся, и в этот момент полный дружелюбия голос громогласно произнес:

– Привет!

И пыль сражения отступила перед натиском серебристо-белого света, окружавшего сияющий изогнутый меч. Саня, Рыцарь Креста, шесть с половиной футов темнокожей и грациозной мышечной массы, взмахнул лучезарным Эспераккиусом. Клинок описал дугу – казалось, при соприкосновении с ним сам воздух становится чище и прозрачнее, – а затем прошел сквозь магический щит фомора так, будто никакого щита не существовало. Враг и вскрикнуть не успел, как голова его слетела с плеч.

На черном лице русского амбала сверкнули белые зубы, и Саня, само спокойствие в развевающемся белом плаще, аккуратно бросил в сторону осьмиконгов какой-то предмет, а сам плавно скользнул за угол.

– Граната! – заорал я и укрепил свой защитный купол.

Секундой позже по гаражу раскатился звук взрыва, настолько густой, что его можно было потрогать, и на мой щит обрушилась ударная волна такой силы, что браслет еле справился с ней и опалил мне запястье.

Мутанты осыпались со стен. Все они были ранены или контужены. Некоторые умирали.

С оглушительным ревом Саня выскочил из укрытия и бросился в атаку, а справа и слева, разбившись на пары, его сопровождали четверо громадных волков: Уилл Борден и его Альфы.

– А теперь отдохни, Гарри, – велел Баттерс, охваченный азартом битвы, и в руках у него с оглушительной хоровой нотой вспыхнул чистейшим огнем световой клинок Фиделаккиуса.

Маленький Рыцарь рванулся вверх по пандусу, и белый плащ развевался у него за спиной.

На все про все у Рыцарей и оборотней ушло, наверное, секунд десять.

Затем я услышал низкий рокот, обернулся и увидел Кэррин Мёрфи в байкерской куртке, оседлавшую свой старый «харлей». Мотоцикл, взревев, остановился, и Мёрф уперлась здоровой ногой в бетонный пол.

Я посмотрел на «харлей». Потом на нее. Потом спросил:

– Но как?

– Надоело держать этого старичка за семью печатями, – объяснила Кэррин. – Орден Котла сделал его для меня уже давным-давно, а по городу сейчас не проехать ни на чем, кроме мотоцикла. – Она осмотрелась, затем подняла глаза на пандус. – Садись. Со стороны озера валом валят новые противники. – Она вытащила из кармана рацию, щелкнула кнопкой и сказала: – Это Валькирия. Бустер Голд[22] теперь со мной.

– Э! – возмутился я.

– Вас понял, Валькирия, – отозвалась рация спокойным голосом Марконе. – Имейте в виду, что Зима уже определилась с позицией. Всем бойцам, оставшимся на севере, приказано собраться у Ригли-билдинг. Вражеские соединения свернули на юг. Рекомендую…

Мир снова покраснел. Ночь утонула в алом свете, оставив нас в глубокой тени. Рация Мёрфи взорвалась фонтанчиком искр. Дрожащий рев, последовавший за вспышкой глаза Балора, был уже не таким оглушительным. Должно быть, теперь Этне находилась подальше от нас.

– Сукины дети, – раздраженно выругалась Мёрфи, отложила рацию и стала рыться в кармане куртки. – Байк у меня старый, на магию не реагирует, а штабные радиостанции прикрыты щитами, но в полевых условиях эти штуковины дохнут одна за другой.

Наконец она нашла запасную батарейку и стала вставлять ее в рацию.

– Я же говорил. – Баттерс снял рюкзак, бывший, как оказалось, у него под плащом. – Вам древние нужны, ламповые.

– Здесь оставаться нельзя. – Саня кивнул на трупы фомора и осьмиконгов.

В этот момент я увидел, как раны одного из мутантов начали пузыриться, а черная кровь – шипеть и выкипать, распространяя по парковке головокружительную вонь. Химическая реакция была настолько интенсивной, что труп задергался, слоями сбрасывая лоскуты раскисшей плоти.

Мэрфи кивнула, наморщив нос, и спросила у меня:

– Идти можешь?

– Отчасти. – Я велел мускулам напрячься, и они послушались, но едва я попробовал наступить на ногу, как она подломилась.

Кэррин снова кивнула:

– Забирайся на «харлей». Здесь оставаться нельзя. Полиция собирает всех, кого можно, в центре Чикаго-Луп – для эвакуации.

Я встал и поплелся к мотоциклу. Перекинул через сиденье раненую ногу – та взорвалась тактильным белым шумом, – и Мёрфи развернула байк к выезду с парковки, смотревшему не на озеро, а в противоположную сторону.

– Чисто из любопытства, как долго ты пробыла у Мака? – спросил я.

– Достаточно долго, чтобы все организовать, – ответила она. – Когда на тебя находит рыцарское настроение, с тобой бессмысленно разговаривать.

Я хотел было огрызнуться, но передумал и сказал:

– Зря ты сюда приехала.

– Ага, точно. Прямо сгораю от стыда.

Я зарылся подбородком ей в волосы, закрыл глаза и почувствовал, как она подалась назад и прижалась лопатками к моим ребрам. Всего на миг, и в это мгновение я дал волю чувствам. Сильнейшему облегчению, что Кэррин жива-здорова. Сильнейшему страху за ее жизнь. Чувству боли. Утраты. Ужаса. Смятения. Замешательства. И еще я не без труда отогнал ощущение, что вокруг нас происходит что-то нереальное. То, чего не может быть.

Но вот оно, реальнее некуда.

Кэррин отыскала мою ладонь и сжала ее покрепче.

Я прильнул щекой к ее волосам и прошептал:

– Йошимо и Билл мертвы. Чендлер, наверное, тоже. Черная Коллегия. И неизвестно, что стало с моим дедом и Рамиресом. Выбрались они из гаража или нет.

– Ох, Гарри… – тяжело вздохнула Кэррин.

Поджилки мои