– Господи, – жадно простонала она, – я только за!

– Хреново, что ты здесь, – сказал я.

– Знаю.

– И здорово, что ты рядом.

– Знаю.

Я крепко обнял ее и прошептал:

– Со мной сейчас такое творится… Мне страшно. Будь рядом. Пожалуйста.

– Я здесь. – Ее ладонь крепко стиснула мое запястье.

Я вздрогнул, зарылся подбородком ей в волосы и на миг закрыл глаза.

Затем расправил плечи и оценил обстановку. Да, вокруг происходили ужасные вещи, и они понемногу лишали меня тех остатков рассудка, на которые я еще мог претендовать, но это не значило, что у меня есть право отключиться совсем.

Я снова закрыл глаза и воскресил в памяти места близ Миллениум-парка. Там полно ровного открытого пространства для старого доброго сражения, хотя стрелкам окопаться практически негде, особенно в этой непроглядной пыльно-дымной пелене. Но Коламбус-драйв, отделяющая Миллениум-парк от парка Мэгги Дейли, утоплена в землю и тем самым представляет собой естественное препятствие для войск, идущих со стороны озера. Если разместить там достаточное количество стрелков, они смогут выкашивать врага целыми рядами.

Я оглянулся на шедших за мной мужчин и женщин. Если я поставлю их на Коламбус-драйв, они нанесут неприятелю немалый ущерб. Но через какое-то время их наверняка сомнут. И перебьют всех до единого.

Вопрос в том, справедливо ли отдавать такой приказ. Эти люди – уже не дети, они понимают, что в воздухе пахнет смертью. Если враг одолеет нас, город обречен. От него ничего не останется.

Но… Проклятье! Я даже не был уверен, что эти люди следуют за мной исключительно по доброй воле. Вполне возможно, что могущество Зимней мантии и подготовительные действия Мэб повлияли на их эмоции, и не совсем честно утверждать, что мои последователи идут в бой по собственному выбору.

Я знал, что сказала бы на это Мэб. Ей надо выиграть сражение.

В то время как я должен защитить людей.

– Саня, – позвал я.

– Да?

– Когда войдем в парк, прими командование над этими людьми. Враг будет напирать с востока и северо-востока. Найди позицию, где можно… Как называется место, где вражеские ряды отлично простреливаются, а вести ответный огонь затруднительно?

– Думаю, ты хочешь сказать «дефилада», – скупо улыбнулся русский.

– Вот именно. Надо отдефиладить врага по полной.

– Нет, дефилада – это естественное укрытие. В нем будем находиться мы. А враг попадет под продольный обстрел. Это называется «анфилада».

– Как скажешь. Ты понял, о чем я. Поставь людей там, где они могут причинить максимальный ущерб и понести минимальные потери.

– С такой скверной видимостью это будет непросто, а то и невозможно.

– Хотя бы попробуй! – рассердился я. – Наугад! Я рассчитываю, что Большой Начальник устроит все надлежащим образом, и в нужное время ты окажешься в нужном месте. И эти люди тоже – при условии, что они пойдут с тобой. – Я оглянулся на безрадостные, испуганные, решительные лица моих последователей. – Если сегодня Бог собирается принять чью-то сторону, хочу, чтобы Он поддержал этих людей.

– Слова веры? – Санины брови поползли на лоб. – От тебя? – Он помолчал и добавил по-русски: – Боже мой…

– Не столько веры, сколько долгих наблюдений за Его манерой решать оперативные вопросы, – парировал я.

– Да. Хорошо. – И Саня добавил с неожиданной ухмылкой: – Быть может, лошадь научится петь[24].

– Чего?

– Это русская присказка, – отмахнулся он.

– Никакая она не русская, Чехов, – заявил Баттерс педантичным тоном зануды-ботана, уверенного в своей правоте. – А мне что делать, Гарри?

– То же самое, – ответил я. – В нужное время оказаться в нужном месте. Вот только рядом с тобой должен находиться я, так что не удаляйся от меня ни на шаг.

– Понял, – кивнул миниатюрный Рыцарь.

– А я? – спросила Мёрфи.

– А ты продолжай рулить, – сказал я. – Мне надо сохранять мобильность. Парк по большей части ровный, и на мотоцикле можно быстро добраться из одной точки в другую.

Я стукнулся локтем о черный композитный ящик, выполнявший функцию багажника «харлея». На нем была трафаретная надпись «Туристические принадлежности».

– Что здесь?

– Мои балетки.

– Ясно. – Я повернулся к Уиллу, и тот ответил пристальным взглядом волчьих глаз. – А вы, ребята, будете отвлекать внимание. Как только враг поймет, что у меня на уме… – я нервно сглотнул, – я стану мишенью номер один.

Секунду-другую волк ровно смотрел на меня, а затем коротко кивнул. Уилл прекрасно понял смысл моей просьбы. Они с Альфами должны закрыть меня от пуль – что в прямом, что в переносном смысле.

– Боб, – сказал я, – если в эфире дадут полезную информацию, мне надо об этом знать.

– Понял, босс, – отозвался Боб. – Гм. Но пока что повторяется сообщение из командного центра в замке: всем выжившим явиться к Ригли-билдинг. – Он помолчал. – Вряд ли там кто-то уцелел.

Где-то в далекой дымке перед нами протяжно и скорбно прогудел рог йотуна, и этот вой был пронизан небывалой смесью тоски, ярости, отчаяния и предчувствия гибели всего живого.

И откуда-то издалека, у нас за спиной, ему ответил еще один рог.

Мои друзья – да и все, кто собрался под моим стягом, – встревоженно напряглись. Даже монстрам Зимы не дано было выслушивать этот звук, не испытывая при этом трепета перед неотвратимой угрозой.

Я же, понятное дело, никакого трепета не испытывал. Ведь я могучий чародей Белого Совета, монарх ментальной мистерии и фараон фантастических фобий.

Так что я ни капельки не сдрейфил.

Понятно. Враг тоже забавляется с нашей психикой.

– Боже мой, – вновь прошептал Саня на родном языке. – Не маловато ли нас?

– Чем меньше нас, тем больше будет славы[25], – ответил я. – Не раскисать!

И мы продолжили шествие, а город снова утонул в кроваво-красном сиянии глаза Балора.

Глава 18

Не знаю, доводилось ли вам видеть «Облачные врата». Наверное, доводилось. Эта конструкция – еще ее называют «Боб» или «Фасолина» – часто мелькает в кино или по телевидению – громадная серебристая скульптура, похожая… ну, не знаю… скажем, на пузырь воздуха под водой или что-то в этом роде. И этот пузырь так изогнут, чтобы под ним можно было пройти. Почему «Облачные врата»? Потому что, если взглянуть на эту арку с высоты птичьего полета, увидишь в ней отражение неба и облаков.

Но обычные люди, не обладающие привилегией смотреть на это сооружение свысока, видят в нем здоровенную фасолину, стоящую в горизонтальном положении. Так его и нарекли – к вящему недовольству скульптора. С одной стороны в полированном металле отражаются небоскребы Чикаго, а с другой – деревья и бетонные дорожки парка.

Сегодня же в одном боку фасолины отражался горящий город.

А в другом – спины двух сотен солдат